НАШ ЦИТАТНИК: «Значение архитектуры возрастает вместе со стоимостью недвижимости. Чем дороже проект, тем больше внимания покупатели обращают на этот параметр. Внешние атрибуты статусного дома оправдывают в глазах клиента стоимость покупки...» Кукушкина Наталья

29 марта, 09:41

Это своеобразная конкуренция: одним нужно строить, другим — не давать

1 августа 2016 в 07:55

«Видел я трех царей…» — писал Пушкин Наталье Николаевне. В шутку или нет, но принято было измерять время царствованиями. «При Николае», «при Александре…».
По этой шкале биография Александра Орта получается на редкость насыщенной. Он пришел в строительную отрасль, когда первым секретарем был еще Василий Толстиков, затем Толстикова сменил Григорий Романов. Романова — Зайков, потом Соловьев, Гидаспов… А Александр Орт занимался стройками, иногда лишь меняя организацию или должность. На Гидаспове секретари кончились, начались мэры и губернаторы. Александр Орт работал и с Анатолием Собчаком, и с Владимиром Яковлевым, и с Валентиной Матвиенко. Сейчас городом рулит Георгий Полтавченко, а Орт по-прежнему — стройкой.
И мне почему-то кажется, что сегодняшние петербуржцы, особенно причастные к строительной отрасли, фамилию «Орт» припомнят легче, чем сообразят, кто такой этот Толстиков.
Сегодня у Александра Ивановича Орта юбилей — полвека трудовой деятельности. В «НП» юбилейные статьи не в ходу, но на этот раз мы с удовольствием делаем исключение.

Орт Александр Иванович
президент
ООО «Негосударственный надзор и экспертиза»

«Видел я трех царей…» — писал Пушкин Наталье Николаевне. В шутку или нет, но принято было измерять время царствованиями. «При Николае», «при Александре…».
По этой шкале биография Александра Орта получается на редкость насыщенной. Он пришел в строительную отрасль, когда первым секретарем был еще Василий Толстиков, затем Толстикова сменил Григорий Романов. Романова — Зайков, потом Соловьев, Гидаспов… А Александр Орт занимался стройками, иногда лишь меняя организацию или должность. На Гидаспове секретари кончились, начались мэры и губернаторы. Александр Орт работал и с Анатолием Собчаком, и с Владимиром Яковлевым, и с Валентиной Матвиенко. Сейчас городом рулит Георгий Полтавченко, а Орт по-прежнему — стройкой.
И мне почему-то кажется, что сегодняшние петербуржцы, особенно причастные к строительной отрасли, фамилию «Орт» припомнят легче, чем сообразят, кто такой этот 
Толстиков.
Сегодня у Александра Ивановича Орта юбилей — полвека трудовой деятельности. В «НП» юбилейные статьи не в ходу, но на этот раз мы с удовольствием делаем исключение.

– Как давно вы в строительстве?

– С 1966 года. Если крупными мазками, без деталей, то получится вот что. Сначала 10 лет — «Главленинградстрой», 12 лет — «Главленинградинжстрой», 14 лет — в системе заказчика. В структуре исполкома была такая функция — Комитет по строительству. Еще 12 лет с лишним — надзорные органы, тоже в системе исполнительной власти. И последние четыре года — в коммерческой организации, но тоже связанной со строительством, проектами, их рассмотрением, экспертизой и так далее.

– Не надоело за 50 лет? Все одно и то же или случается что-то новое?

– Когда я уходил из Комитета по строительству, я Александру Вахмистрову говорил: «Александр Иванович, я отвечаю за госзаказ, за государственные стройки, уже надоело. В середине года надо сформировать адресную программу будущего года, в конце года надо утвердить бюджет и защитить его, в начале следующего года — договоры с заказчиками и подрядчиками, и к середине года — ввод объектов в эксплуатацию». И каждый год одно и то же, меняются только адреса. Надоело, надо было уйти. А так — конечно, каждый объект по-своему интересен.

– Какой объект был для вас самым сложным, потребовал нестандартных решений?

– Самый интересный и самый сложный объект — прокладка канализации диаметром 1200 мм из железобетона на пересечении теперешних ул. Латышских Стрелков, Российского и Товарищеского проспектов, за метро «Проспект Большевиков». Там были сложные грунты. А я — начинающий главный инженер проекта. Решил: проект есть, изыскания есть, бригада опытная. Думал, все будет быстро и просто. Технику заказали, привезли, начали копать. И началось. Абсолютный плывун, буруны оттуда пошли. Гидравлическую технику убрали, драглайны с длинными стрелами поставили. И когда уже образовался котлован, три драглайна стоят и черпают эту пульпу, а трубу не положить. За смену на одну трубу откопаем, положим ее, тросом к соседней привяжем, утром приходим — а она почти вертикально стоит, там болото! И все сначала.
А мне уже звонят: «Ты что там творишь?» И главный инженер треста, и управляющий, и из главка — ну просто ЧП. А я молодой специалист, что с меня взять.
Тогда все собрались на объекте, начали тампонирование, щебня засыпали огромное количество, бетонное основание пытались устроить. Кое-как сделали благодаря опыту и знаниям старших товарищей.
А самый простой в то время объект — переложить канализацию под окнами кабинета председателя исполкома Владимира Яковлевича Ходырева в Мариинском дворце. Как только я сказал в тресте, какой у меня объект, — всю технику покрасили, лучшую мне дали, рабочим спецовки выдали. Вот это была работа, просто прелесть. С ходу все решилось, без проблем. На Ледовом дворце было много всяких случаев…

– Есть в строительстве «закон Хеопса»: ни одна стройка не бывает выполнена в срок в пределах первоначальной сметы. Это универсальный закон или бывают исключения?

– По смете могу согласиться, потому что здесь сталкиваются разные интересы: заказчику, как правило, надо сэкономить, а подрядчику — по максимуму освоить бюджет и обеспечить свои показатели.

– Как вы сами себя называете? Вы инженер, строитель, специалист? Для себя вы кто?

– Когда мне было 60 не так давно, сотрудники подготовили маленький сюжет, в котором назвали меня созидателем. Я, наверное, больше склонен к этому определению.

– Ну, мягко говоря, это нескромно. Созидатель-то у нас один. Давайте с другой стороны попробуем. Наполнение слова «инженер» как изменилось с 1966 года? Тогда ведь это было вполне почетное звание.

– Еще при царе начиналось: инженер — это величина! Инженер имел определенный статус, и это было оправданно, потому что к статусу прилагалась и ответственность. У нас в ГАСУ даже знаки были: «строительный инженер», «инженер», — это была высшая честь.
А сегодня инженер — почти синоним неудачника. Сначала инженера уравняли с техническим работником. Потом поменялось направление, главными вопросами стали финансовые, и теперь в ходу менеджеры. Функции инженера сузились, он должен решать только технические вопросы.
А раньше он решал их все: от задумки и до реализации. «Мост построил инженер такой-то». И он стоял под мостом, когда над его головой шли испытания прочности конструкции.
Сегодня у нас много архитекторов, которые готовы красиво нарисовать. Но даже в Петербурге лишь единицы могут свой проект скомпоновать так, чтобы и архитектура, и конструктив, и инженерные системы работали вместе. Как правило, обращаются к узким специалистам. А чтобы единый подход был от начала и до ввода объекта в эксплуатацию, на практике такого не вижу.

– Девальвация профессии произошла потому, что она стала массовой, или из-за специализации, из-за того, что инженер больше не вмешивается ни в архитектурные вопросы, ни в другие смежные темы?

– Все, что мы видим вокруг, построено знаменитостями, лучшими специалистами своего времени, это единичный, штучный товар. А сейчас у нас все тиражируется, идет массовое производство, инженер на начальной стадии панели рассчитал, а дальше все пошло без него. Автора 137-й серии мало кто знает. Дома в массовой застройке ассоциируются разве что с комбинатом, который выпускал эти панели. Автор идеи — в лучшем случае какой-то коллектив.

– Вы Политех заканчивали?

– Да, Северо-Западный филиал. Но поступал сначала в ЛИСИ, не прошел по конкурсу.

– Плохо учились в школе?

– Нет, хорошие были оценки по всем ведущим дисциплинам. Просто со второго по одиннадцатый класс я учился на Украине, нам преподавали украинский язык, который я и сейчас в совершенстве знаю, и параллельно — русский. И когда надо было писать сочинение, то у меня эти языки перемешались, и я именно на этом срезался. А выбора особого не было. Моя сестра уже жила в Ленинграде, домой с поражением ехать не хотелось.

– Орт — фамилия не украинская…

– Это немецкая фамилия. Мы из поволжских немцев, еще при Екатерине переселенных. Потом они с Волги переехали на Украину, в Донецк.
Родителям надо было помогать, возвращаться не хотелось. В «Главленинградстрое» пообещали общежитие, в тресте был завод по ремонту башенных кранов. В отделе кадров спросили: токарем, фрезеровщиком, слесарем? Мне было все равно. Тогда решили, что фрезеровщиков не хватает, и устроили меня фрезеровщиком.
Мне было 17 лет. Я 1 августа устроился. А день рождения у меня 4 августа. Четыре дня отработал как несовершеннолетний с укороченным рабочим днем. Так и началось.
Потом уже институт, работа здесь пошла, женился, дети родились.

– У вас ведь еще и кандидатская есть. Тоже по строительству?

– Есть, как раз в ЛИСИ я и защищался. У меня руководителем проекта был Юрий Павлович Панибратов, а техническим руководителем — Владимир Анатольевич Яковлев.

– Было интересно заниматься наукой или по должности полагалось степень иметь?

– Не столько полагалось, сколько появилось время, когда из подрядчиков перешел в систему заказчика, и свободный доступ к материалам. Можно было их изучать, систематизировать.

– В общем, вы на всех позициях в строительстве побывали: заказчик, генподрядчик, эксперт.

– Начиная с субподрядчика, в сапогах три года оттоптал главным инженером строительного управления, потом четыре года — начальник строительного управления, замначальника УКСа (управления капитального строительства), начальник УКСа, потом в Комитете по строительству. И уже после этого надзорные органы.

– В строительном комплексе Петербурга много людей, которых вы не знаете?

– Сейчас все больше… Приходишь на какие-то мероприятия, начинаешь себя немного неловко чувствовать. Ну, с Александром Вахмистровым можно поговорить, с Львом Капланом, с Владимиром Гольманом…
Хотя это прекрасно, молодежь подрастает.

– У молодежи есть какие-то преимущества помимо возраста?

– У них все впереди. Конечно, меняются и подходы, методы, технологии. Даже в проектировании: когда работал в Службе, мы ездили в ЛенСпецСМУ, так они уже тогда наладили проектирование в 3D и мне наглядно показывали. Сидели молодые ребята, именно они могли свободно всем этим управлять.

– Какую из своих ошибок вы помните больше всего?

– Еще когда я на заводе работал, руководителя нам присылали, как правило, номенклатуру из райкома. А чтобы его утвердили в райкоме, полагалось, чтобы первичная партийная организация тоже за него на своем собрании проголосовала. Но пришел такой кандидат на пост директора завода, который ни в чем не разбирался. А я тогда уже возглавлял заводской профсоюз. И мы с партийными и с комсомолом решили, что этот товарищ у нас не пройдет. Молодые, горячие. Сделали списки, кто за кого голосует. Это была наша ошибка, потому что эти списки как-то попали в руки противоположной стороне. Естественно, начались репрессии. На какое-то время мне это стоило карьеры…

– Александр Иванович, у вас уже все сложилось, есть фундамент благосостояния. Почему вы не на пенсии, что вас здесь держит? На работу каждый день к 9.00…

– К 8.00 на самом деле. Эти 30–40 минут до начала рабочего дня очень важны, многое можно решить на свежую голову. У меня давно такая привычка.
Служба затягивает. Когда вдруг внезапно пришлось уйти из госстройнадзора (СГСНиЭ), сначала тяжело было.

– Это было связано со сменой команды?

– Да. Мне до 65-летия оставалось девять месяцев. Я был уверен, что доработаю, год всегда дадут. Но пришла новая команда, вызывают: через три дня ты должен быть свободен.
Я даже пожалел, что Валентина Ивановна меня за год до всего этого не уволила. Я тогда уже и заявление в кадры написал…

– За что?

– За «Парадный квартал». Я как раз был в отпуске, а строители из ЛСР затеяли разобрать маленькую казарму. Градозащитники возмутились, Валентина Ивановна позвонила в Берлин, где я отдыхал: «Ничего не знаю, приезжай разбирайся». Провели служебное разбирательство, определили мне выговор. Хотя я до сих пор себя виновным не считаю.

– А как вы относитесь к градозащитникам, к их деятельности?

– Сейчас это общественные организации, которые на существующих конфликтах и столкновении интересов зарабатывают очки, особенно перед выборами.
Я всегда говорю: конкуренция должна быть. Это тоже своеобразная конкуренция: одним нужно строить, другим — не давать. В такой борьбе, как правило, и находится рациональное зерно. Но такие люди не должны быть связаны с политикой, они должны быть независимыми.

– А проект башни на Охте вы поддерживали?

– Нет. К счастью, этот проект был вне моей компетенции, его должна была утверждать Главгосэкспертиза. Но лично мне он не нравился.
Градозащитники делают много полезного. Но у них «короткая позиция»: сейчас запретить, а что дальше будет — их не касается. Хорошее ведь здание получилось на углу Фонтанки и Невского (там раньше райисполком размещался). Но на стадии котлована столько шуму было. И тот же «Парадный квартал» — картинка! И казарму, вокруг которой весь скандал был, восстановили в тех же габаритах. Да, это новодел, из других материалов. Но жить в музее немножко неудобно.
Система переживает переходный период. Раньше все людям давалось проще: и жилье по ордеру, и капремонт по очереди, за счет города. А теперь капремонт с участием жителей. Кто-то согласен платить, кто-то — нет. Хотя это — цивилизованная норма: откладывать какую-то сумму на содержание своего жилища, на ремонт. Я думаю, чтобы новые формы устоялись, чтобы к ним привыкли, должны смениться три поколения.

– Кроме работы и кроме строительного комплекса, который, я чувствую, остается в центре внимания, чем еще занято ваше время? Семья, хобби, увлечения какие-то?

– Семья уже выросла, разбежалась. У меня трое внуков, для них нужно время, конечно. Хобби основное — рыбалка. И зарубежная, и здешняя, в России. Здешняя самая близкая — в Мурманске, на семгу. Камчатка еще. В марте этого года мы были на рыбалке на Сейшелах.

– Кого ловили?

– Там было много всякой всячины. Даже названия не все запомнишь.

– И какие снасти любимые?

– Больше спиннинг. Хотя на Сейшелах был только нахлыст.

– Конечно, состоите в петербургском Клубе рыболовов?

– Естественно. Я один из его первых членов. Рыбачил и на Онеге, на Ладоге. На Вуоксу давно не выезжал. Когда начинал работать на заводе, в конце 1960-х, у нас в Ромашках была база отдыха. Доехать туда можно было на грузовике с тентом, в кузове, на досочках. Едешь пять часов на этой досочке, и в лодке уже только стоя…
У меня сын тоже рыбак. Там по возрасту все больше молодежь, я среди них — ветеран. Стараюсь с молодежью общаться, чтобы поддерживать тонус.

– Марлина ловили, парусника?

– Нет, марлинов не было, парусник как-то раз попался.