Сходство между Веной, Парижем и Петербургом заключается в градостроительной политике

«НП» начинает серию публикаций, посвященных петербургскому центру. Мы будем отбирать для читателей наиболее любопытные суждения, высказанные на виртуальной дискуссионной площадке «Википедия Петербурга». Этот ресурс создается при участии нашей газеты. Цель — предоставить наиболее точную и актуальную информацию об исторической части города и совместными усилиями профессионального сообщества нащупать вектор развития, который устроил бы застройщиков и градозащитников, представителей власти и оппозиционеров, именитых петербуржцев и обычных горожан.

Возможно, мы излишне наивны, но без общественного согласия и ответов на принципиальные вопросы (что есть петербургский центр, насколько уместна в нем современная архитектура, чем ценна его «небесная линия» и пр.) прогресс вряд ли достижим. Серии из нескольких вопросов мы направляем ведущим экспертам в сфере архитектуры и градостроительства, топ-чиновникам, деятелям культуры, девелоперам и консультантам. Первым озадачили Александра Ольховского, вице-президента, управляющего директора ОАО «Банк ВТБ».

– Опыт какого из европейских исторических городов стоило бы учесть, рассуждая о стратегии в отношении петербургского центра?

– Прямых аналогов нет. Поэтому стоит говорить об опыте мировых столиц, желательно имперских, которые строились примерно в то же время. В этом смысле нам мало интересна практика сохранения той же Венеции — маленького города, в котором нет характерных для мегаполисов транспортных, инженерных и прочих проблем. Хотя, естественно, какой-то локальный опыт может пригодиться.

Зато стоит обратить внимание на Вену, центр которой образован архитектурными ансамблями с выверенными параметрами зданий и разрывами между ними, заданной шириной улиц и т. п. В старой части города действует высотное регулирование, и это абсолютно нормально для любого исторического центра. Другое дело, что в Вене он довольно компактный, если сравнивать с центром Петербурга, границы которого никто так и не может определить.

Очень полезен опыт Парижа — города, построенного в разных архитектурных стилях, но сохраняющего целостность в большей степени, чем, например, Лондон. Сходство между Веной, Парижем и Петербургом заключается, прежде всего, в том, как формировались эти города, в их градостроительной политике.

Британская же столица нуждается в изучении как пример интеграции современной архитектуры в историческое пространство.

Берлин весьма интересен тем, что он, как и Петербург, — город пространств, а не конкретных объектов. Там после разрушения Стены новые пространства активно создаются за счет системной реновации территорий. Это очень важно для нас в связи с перспективой освоения петербургского «серого пояса» за Обводным каналом. Обширные площадки, пока занятые промышленными предприятиями, — тот ресурс, который может и должен быть задействован.

Очевидно, что крупные территории необходимо (по аналогии с Берлином) застраивать комплексно. Этот опыт надо осмыслить и применять, естественно, переработав при необходимости.

Я бы остановился на этих четырех городах Европы.

– А Рим почему не рассматриваете? Там ведь намного бережнее относятся к историческому центру, чем в той же Вене…

– Рим — это опыт консервации. Он самодостаточен и, пожалуй, не нуждается в современных вкраплениях в виде нового строительства. Мы в этом смысле значительно ближе к Лондону и Берлину, где интеграция исторической и актуальной архитектуры необходима. Весь вопрос в том, как это делать. Но для начала надо определиться с концепцией реконструкции центра, разобраться с тем, кто мы и где мы.

А от Рима стоило бы взять, наконец, качество игры в футбол.

– У города и ЮНЕСКО сложные отношения. Что они реально дали для сохранения петербургских ценностей, а в чем породили избыточные ожидания?

– ЮНЕСКО, безусловно, внимательно относится к Петербургу. Избыточные же ожидания были, на мой взгляд, прежде всего у историко-экспертного сообщества. И заключались они в том, что город в принципе перестанет развиваться.

К сожалению, сегодня именно отсутствие развития — основной критерий сохранности. И это ключевая проблема. Подавляющее большинство тех, кто относит себя к историко-культурным экспертам, предпочитают консервацию, в том числе и с точки зрения архитектурных стилей. Их эстетическое восприятие почти не приемлет современную архитектуру.

Однако время новое, поэтому даже у классики должно быть актуальное прочтение, а не такое, как сто лет назад. На Венецианской биеннале нет архитектуры XIX века. Никто не формирует реплики, это вчерашний день.

А в Петербурге многие хотят видеть решения столетней давности. Это консервация мышления, и в таком контексте консервация — плохое слово.

На самом деле, против сохранности исторических памятников и пространств не возражают и те, кто хочет развивать город, но градостроительная политика в части освоения центра отсутствует. Какая архитектура может быть интегрирована в историческую ткань города? В каких местах и что она должна собой представлять? Все это остается в Петербурге предметом для дискуссии.

– «Небесная линия» — это на самом деле так важно, чтобы прописывать отдельным пунктом в числе наиболее важных объектов охраны? А как же многочисленные трубы ТЭЦ и пр.?

– Это сложнейший вопрос. Понятие «небесная линия» трактуется как преобладание горизонтальных линий над вертикальными. То есть подразумевается их сложное сочетание, параметры которого никем не определены. Значит, мы опять уходим в оценочные суждения. Будет очень неплохо, если эксперты, использующие этот красивый термин, по возможности четко сформулируют, что он означает. Тогда все остальные могли бы в точности ему следовать.

– Вас больше устроила бы формула императора Николая I: не выше карниза Зимнего дворца? Ограничение абсолютно точное и юридически корректное…

– Нет, не устроила бы. Для разных частей города критерии и конкретные цифры, регламентирующие высоту, должны быть разными.

– Городская администрация дорабатывает комплексную программу развития центра; похоже, речь пойдет о расселении целыми кварталами под реконструкцию. Какие ошибки могут быть фатальными, что вызывает наибольшие опасения?

– Вряд ли эту программу должна прорабатывать сама городская администрация. Ей больше подойдет роль комплексного управленца, который координирует работу специалистов из разных сегментов городского хозяйства, отвечающих за транспорт, инженерную, социальную инфраструктуру и т. п. При этом наша школа урбанистики находится далеко не в лучшем состоянии.

Для меня одним из последних могикан был профессор Вячеслав Глазычев. С его уходом все угасает на глазах, и это отдельная проблема. В такой ситуации необходимо привлекать зарубежных профессионалов, которые способны комплексно подойти к решению этой задачи, а город выступил бы для них в роли заказчика. Здесь как в девелопменте. Инвестор и девелопер — это ведь две разные профессии. К примеру, не дело инвестора — писать техзадание для проектировщика. Иначе неэффективные инженерные решения, потери полезной площади и т. п. неизбежны.

Город в программе развития центра выступает именно инвестором. Инвестор при необходимости может привлекать соинвесторов из числа девелоперов или инвестиционных компаний, находить банковское финансирование и т. п. Его функция — сформировать команду, которая в состоянии реализовать такой проект. Те, кто в нее входит, выбирают подрядчиков на отдельные разделы, пакуют продукт, выносят его на обсуждение, и после этого ставится штамп: «Принято».

Этот продукт должен быть интегрирован в местное и федеральное законодательство, которое при необходимости тоже предстоит корректировать. Программа должна распространяться на длительный период, потому что за короткий срок ее просто не реализовать, и быть обязательной к применению. Иначе получится чистая профанация.

– В Петербурге практически нет влиятельных архитекторов, чья работа принималась бы большинством, не вызывая резких споров. Не хватает квалификации? Утрачена школа? Еще какие-то важные причины?

– На мой взгляд, школа не утрачена, и профессиональные архитекторы в городе, безусловно, есть. Это люди, которые в состоянии создать качественный продукт. Однако достойных проектов и в самом деле очень мало.

Проблема комплексная. Она связана с качеством строительства и ментальностью заказчиков, которые зачастую поступают как временщики. Как ни печально, даже если девелопер готов поступаться прибылью ради качественной архитектуры, он порой не реализует свои планы.

Причина — в многочисленных непредвиденных расходах на начальных стадиях проекта, связанных с переделкой документации в условиях меняющегося законодательства, сложностями с продлением сроков и т. п. Как известно, фасадами и отделкой застройщик занимается уже на завершающей стадии, и тут обычно начинаются упрощения. Незапланированные убытки подсчитаны, и надо экономить, несмотря на то что девелопер выстрадал проект вместе с архитектором.

– Как можно повысить влиятельность экспертного сообщества? И есть ли вообще у нас такое — в сфере градостроительства и архитектуры?

– Я считаю, что Петербург — это город экспертов. Люди в основном доверяют им и слушают их, прежде чем определить собственную позицию по какой-то проблеме. В нашем городе не столько медийные персоны влияют на общественное мнение, сколько профессионалы в конкретных областях. Петербуржцы очень четко разделяют имя и должность. И если человек — академик, это еще не значит, что горожане будут считать его мнение правильным. Они должны быть уверены в том, что он действительно разбирается в вопросе и не ангажирован.

В этом смысле общество подготовлено. Экспертов, на мой взгляд, тоже достаточно. Другое дело, что нередко от их имени выступают не профессионалы, а харизматичные лидеры.