Татьяна Бровкина: «Русский путь в архитектуре – это непрерывный процесс переосмысления»

– Можно ли утверждать, что с принятия православия на русскую архитектуру влияли иностранные строительные культуры? 
– История российского зодчества – это постоянный диалог с зарубежными школами. Византийская строительная культура стала отправной точкой для развития. Позднее можно наблюдать влияние романского стиля во Владимирской школе, эпоху Ивана III называют московским Ренессансом и так далее. 
По сути, чистого русского стиля в его статичном виде не существует, он постоянно эволюционирует и адаптируется. Выделить его четкие, неизменные признаки очень сложно, разве что скатная кровля может быть одним из постоянных элементов. Декоративность же менялась от эпохи к эпохе. Например, допетровская архитектура переработала византийские влияния с учетом местных условий – климата, материалов, эстетических запросов и финансовых возможностей заказчиков. Поэтому, например, псковская храмовая архитектура выглядит более лаконично и самобытно, нежели прямое подражание византийским образцам. 
Важно также помнить, что в России активно работало множество иностранных архитекторов. Первые упоминания о них относятся уже к XV веку, когда итальянские мастера участвовали в возведении Московского Кремля. Особенно интенсивное привлечение зарубежных зодчих началось при Петре I, который стремился европеизировать Россию. Тогда на первый план вышли образцы из Голландии, Италии и Франции. 
При этом иностранные архитекторы действовали деликатно, успешно адаптируя европейские традиции к местным условиям и особенностям культуры. Например, барокко приобрело более монументальные формы, став «русским барокко», а классицизм дополнился элементами народного зодчества. 
Лишь после Наполеоновских войн, в первой половине XIX века, начался активный поиск национальных истоков. Архитекторы обратились к допетровской эпохе, но такие мастера, как Константин Тон, перерабатывали этот стиль, создавая нечто совершенно новое, отличное как от Византии, так и от Средневековой Руси. Во второй половине XIX – начале XX века развитие русского стиля шло уже под влиянием модерна, что заметно в декоративности и фактуре таких зданий, как Казанский или Ярославский вокзалы в Москве. 

– Есть эксперты, которые считают эклектику и историзм русскими стилями архитектуры. Так ли это? 
– Действительно, эклектику и историзм называют результатом поиска русского стиля. Поиск национальных мотивов и их воспроизведение, или историзм, на рубеже XIX–XX веков был характерен не только для России, но и для всей Европы, находя отражение в новой национально-романтической архитектуре многих стран. В России в этот период мы видим, как доминирующий стиль модерн активно впитывал элементы русского стиля, создавая эклектичное смешение. Хотя наша архитектурная школа всегда была достаточно традиционной, в поисках национальных черт проскальзывали даже элементы готики, которая, не имея прямого отношения к нашей средневековой истории, связана с Западной Европой. Таким образом, эклектика – это попытка синтеза, переплетения разных периодов, эпох и стилистик, отход от чистых традиций в поисках нового. Ее вполне можно считать стилем работы русских архитекторов.  

– По каким силуэтам иностранец может безошибочно идентифицировать русскую архитектуру? 
– Безусловно, традиционный православный храм всегда был и остается узнаваемым силуэтом. 
Кроме того, в XIX веке, в период активного поиска русского стиля, значительную роль в «экспорте» образа русской архитектуры сыграли павильоны на международных выставках в Париже, Копенгагене, Чикаго, Токио. Павильоны в виде терема. Существует мнение, что этот образ отстаивали представители купечества, стремившиеся продвигать отечественную продукцию, в том числе на международном рынке, и нуждавшиеся в национальной идентификации. 
Терем, придуманный для выставок архитектором Иваном Ропетом, был красивым, сказочным и идеализированным, по сути, более логотипом, нежели широко распространенным реальным строением в крестьянской или помещичьей жизни. Однако он настолько поразил иностранцев, что остался для них узнаваемым. 
После выставок этот образ был подхвачен, и в Москве и Петербурге появились здания в неорусском стиле. В Северной столице мы до сих пор восхищаемся такими памятниками, как Музей Суворова, Дом офицеров, Спас на Крови, а также доходные дома Басина и Никонова. 
Нельзя забывать и о двух примечательных ответвлениях модерна. 
Деревянный модерн – это действительно интересное направление, которое можно считать исключительно русским. Например, на побережье между Петербургом и Ломоносовом сохранились (хотя и в малом количестве) дачи, выполненные в стиле «а-ля русский терем», но уже с элементами модерна (например, как дача Бенуа). Противоположный берег до сих пор знаменит сохранившимися деревянными дачами начала XX века. Это была такая же эклектика, где формообразование модерна – неклассические планировки, асимметричные объемы – сочеталось с декоративными элементами русского стиля. 
Существовал также и северный модерн. Он отличался использованием грубо обработанного натурального камня и определенной цветовой гаммой. В этом направлении также предпринимались новаторские попытки соединить элементы прошлого с новыми архитектурными течениями. Ярким представителем этого направления являются доходные дома Бажанова и Бубыря.  

– Правильно ли считать, что после революции русский стиль был забыт или даже запрещен? 
– Да, есть такое мнение, что неорусский стиль, возможно, был почти запрещен как слишком декоративный и не соответствующий политике партии, которая стремилась к интернационализму и универсальности. Архитектура должна была стать национально обезличенной, чтобы соответствовать советскому общественному строю. Однако интересно, что в эмиграции русский стиль продолжал проявляться и развиваться. В 1930-е годы в Праге было создано Объединение русских архитекторов за рубежом. Русские архитекторы застраивали Белград, работали даже в Шанхае и Харбине. 

– Если современные архитекторы пытаются использовать русский стиль, что именно они считают его сутью? 
– Сейчас действительно есть бюро, которые стремятся найти и использовать эту самобытность, изюминку. Но это уже не чистая декоративность, ее как раз избегают. Скорее это работа с материалами и формами – например, дерево и скатная кровля, которая прочно ассоциируется с русским стилем, в отличие от плоских крыш. Могут появляться эркеры с остроконечными башнями. Современные интерпретации русского стиля иногда выглядят как результат «рубки топором», максимально вписываясь в природный ландшафт с минимальными затратами ресурсов. Это отсылки к тем самым истокам, до принятия православия, но я не думаю, что можно полностью отринуть всю историю нашей цивилизации. 
Я согласна с экспертами, которые считают, что копировать исторические стили – не самый интересный путь. Хотя мне очень нравится проект жилого комплекса «Русский дом» в Петербурге. Это современное здание из белого камня настолько гармонично вписано в городскую ткань, что через 25 лет люди не смогут определить, когда оно было построено: в начале XX или XXI века. Если уж воссоздавать историзм, то так, чтобы никто не догадался, а внутри все было современно и комфортно. 
 
– Чем для вас является русский стиль в архитектуре? 
– Для меня это скорее постоянный эксперимент. На протяжении всей истории предпринимались попытки взять уже существующее, кем-то придуманное и преобразовать, адаптировать во что-то новое. Таков весь период развития русского стиля. 
Но, на самом деле, гораздо интереснее пытаться делать современную архитектуру с отсылкой к прошлому. Если завтра кто-то из заказчиков попросил бы создать здание в русском стиле, я бы использовала фасад как полотно, чтобы разместить на нем фрагментами декор, отсылающий не к русскому стилю в целом, а к конкретным архитектурным элементам, характерным для данного региона. Это своего рода «музей» на фасаде: ровный, спокойный, лаконичный фон, но с акцентами – «воспоминаниями» о прошлом. Чтобы здание выглядело современным, но давало возможность познакомиться с историей и культурой. Конечно, пока это лишь идея, но ее можно развивать и реализовывать.