«Есть ощущение, что архитекторов воспринимают как неких разрушителей»

– Почти все ваши реализованные проекты относятся к сегментам «бизнес» и «элит». «Эконом» неинтересен или там денег меньше?
– Не в этом дело. Было достаточно много работы в дорогих сегментах, невозможно одновременно охватить всё. Мы работаем и с массовым жильём, проектировали дома в Мурино. Сейчас занимаемся проектами эконом-класса. Хотя я бы не сказал, что это «эконом», особенно по стоимости. А по материалам эти дома вообще приближаются к элитным. Конкуренция высокая, застройщикам нужно продать быстрее и больше. Они много внимания уделяют среде, потому что люди смотрят, где будут жить, гулять, насколько там безопасно.
Вообще хороший архитектор должен уметь проектировать всё: от дверной ручки до мастер-плана крупной территории. Кстати, мы много делаем концепций развития территорий, которые должны лечь в основу разработки ППТ.
Я ненавижу наше «заКАДье». Едешь – дома, прилепленные друг к другу как бог на душу положил. Меняется только название застройщика. Наверное, каждый пытался достичь того эффекта, который хотел от него отдел продаж. Но между собой проекты, мягко говоря, не гармонируют. Примерно то же самое наблюдаем на Парнасе, где стоят дома длиной под 200 метров. Это ужасно. Человек там просто лишний, всё это не для него. Можно сделать по-другому, но для этого нужно, чтобы действительно работали архитекторы.

– Даже в проектах эконом-класса?
– В первую очередь там. Но вне зависимости от уровня жилья, метражи квартиры уменьшаются. В «элите» мы сейчас редко делаем жильё по 140 метров, максимум – около 100-110. Цены ощутимо выросли, и разница в 30 «квадратов» выливается уже в приличные деньги. Кому надо, тот купит две квартиры и объединит. Это всегда проще, чем обратный процесс. 

– В основном вы проектируете в историческом центре. Не страшно работать по соседству со знаменитым домом, например? 
– Нет, наоборот, мне это доставляет огромное удовольствие. Сейчас проектируем ЖК рядом с Троицким собором, естественно, невозможно не учитывать такой контекст. Петербург очень многообразен, в центре соседствуют дома разных эпох. Однако все здания были выполнены профессионалами. Есть некий код Петербурга, понятие контекста, модульности улицы, высоты. Всё это очень важно. Одно время считалось (и до сих пор считается), что архитектор не должен заимствовать исторический контекст, а работать в современной манере либо привносить свои элементы. Но на практике было много попыток осовременить классические формы методом упрощения деталей. Получалась странная картина, как будто сделаны заготовки, а завершающего штриха нет. Поэтому либо современное здание, либо отсыл к какому-то стилю в прошлом: неоклассике, модерну и т. д. Дальше – пропорции, и в этом плане сегодня стало тяжелее работать. Все пытаются выжать побольше метров с участка. При ограниченной высоте больше этажей можно получить, только уменьшив высоту потолка. Но тогда меняется и пропорция простенков, расстояние между окнами. А ещё есть инсоляция… 

– С какими сложностями чаще всего сталкиваетесь вы и ваши коллеги при работе в центре? Что нужно менять?
– В последние годы нам заказывают только жильё, нет запроса на общественно-деловые здания. В центре с ними особенно сложно: колоссальная проблема с парковками, в подземный этаж залезть тяжело, под существующими зданиями обустроить паркинги тоже нереально.
Я бы многое поменял в законодательстве, особенно в части инсоляции. Для крупных новых кварталов нормы можно оставить. Но для центра, где и сегодня нет никакой инсоляции, особенно во вторых и третьих дворах, нужно пересмотреть нормативы. Ведь люди и сейчас там живут, и ничего. Но как только ты начинаешь проектировать что-то новое в этих местах, сразу попадаешь на ограничения. Столкнувшись с этим, инвестор уходит. То же самое и с зеленью. Можно было бы считать её на целый квартал. Например, группа застройщиков может обустроить один большой сквер, чем каждый на своём участке попытаться посадить то, что не будет расти.
Менять, наверное, нужно и отношение общественности. Есть ощущение, что архитекторов воспринимают как неких разрушителей. Пока разваливающийся объект не трогают, о нём никто не говорит. Как только ты заинтересовался, сразу откуда-то выплывают градозащитники. На заре рынка недвижимости, наверное, они преследовали благие цели. Сегодня же любой новый проект вызывает только негатив. Порой кажется, что активисты были бы счастливы, если бы в городе вообще ничего не строилось. Некоторые градозащитники выступают против проекта, даже не видя его. Мол, всё равно ничего хорошего не будет: «Эти толстосумы-коммерсанты угробят всё». 

– По какому критерию нужно определить: сохранять или сносить историческое здание?
– У нас много противоречащих логике законов. Например, сохранять все исторические здания до 1917 года. 
В прошлые века в Петербурге владельцы участков строили дом, а через некоторое время перестраивали/надстраивали или вовсе сносили его и возводили новый. Таких примеров немало. Мы находимся приблизительно в такой же ситуации. Если можно сохранить ценное здание, нужно приложить максимум усилий для этого. Ценна как раз та эпоха, а не новодел. А есть неказистые строения, особенно внутри кварталов, которые можно было бы обновить. Критерий ценности при этом очень субъективен: одному нравится сарай, другому – брандмауэрные стены.

– Иван Архипов из компании «Балтийская коммерция» рассказывал, как долго рождался проект ЖК «Щедрин» на Кирочной улице. В ходе дискуссии было отброшено более 50 вариантов. Как у вас хватило терпения? И много ли в вашей практике таких заказчиков?
– Такое бывает, это нормально. 
В другом проекте только одних эскизов я сделал чуть ли не вдвое больше. Сначала Иван хотел видеть на Кирочной современное здание, затем – более узнаваемый модерн. Потом из-за инсоляции пришлось выкручиваться и с формами. В результате в здании появились два разных по стилистике объёма: один в кирпиче, другой – под модерн. Получился в итоге забавный домик.
Таких заказчиков немного, большинство имеет более чёткое представление о желаемом. Например, по цвету. Почему-то многие уверены, что в домах светлых тонов лучше продаются квартиры. Хотя наш ЖК «Мендельсон» показал, что это практически не влияет на спрос. Всё зависит от контекста и от того, к чему ты стремишься.

– А проект ЖК «Мендельсон» того же застройщика был принят сразу?
– Да. Там рядом силовая подстанция в стиле конструктивизма, поэтому идея родилась сразу. В парадных сделаны мозаики объектов Эриха Мендельсона, а общественные зоны украшены репродукциями картин авангардистов (Казимира Малевича, Василия Кандинского и др.), всего их в комплексе получилось порядка 1000.
 
– Насколько архитектура зависит от заказчика? Часто ли он «давит» на вас?
– Безусловно, зависит. Очень важно донести идею, чтобы тебе поверили. Если глава компании смотрит на проект теми же глазами, что и архитектор, тогда легко творить. Значит, мы на одной волне. Вот Esper Club на Крестовском получился благодаря Оксане Кравцовой (гендиректор компании «Еврострой"). 

– Бытует мнение, что в центре Петербурга нет современной архитектуры, как в Хельсинки, например. Вы согласны?
– Она есть, хотя её немного. Например, здание бывшего ТЦ Vanity Opera у Казанского собора, которое сделал Марк Рейнберг. Возможно, парадокс в том, что только сейчас мы достигли технических возможностей для реализации таких проектов. Если строишь суперсовременное здание в центре, то должен сделать так, чтобы не к чему было придраться. Оно должно быть идеальным с точки зрения технологии и материалов. И это очень дорогое удовольствие.
Суть в том, что любое заковыристое здание, если не довести его до хорошего воплощения, может оказаться уродством. Лучше делать проще.

– Почему проекты известных международных мастерских не приживаются в Петербурге?
– Не знаю. Мне кажется, вопрос больше к нашей нормативной базе. Доменико Перро предложил замечательный проект с интересной идеей золотой вуали, который не имел чётко выраженной этажности и не должен был спорить со зданием Мариинского театра. Почему его не воплотили? Мастер не учёл наши особенности: снеговые нагрузки, промерзание конструкций, мостики холода и пр. Кроме того, ему нужно было больше времени уделять проекту самому, а не нанимать для адаптации студентов. В результате последняя версия напоминала кучу заборных секций, сложенных странным образом. Все поняли, что это поход в никуда. После этого француз перекрестился и быстро уехал, получив огромный гонорар. 
Эрик ван Эгераат тоже делал витиеватые и сложные конструкции, оторванные от жизни. 

– Архитектор зачастую примеряет проект на себя. Во всех ли домах, придуманных вами, вам хотелось бы жить? 
– Действительно, архитектор работает не просто по заданию. Зачастую он определяет логику жизни в доме. Например, ЖК «Привилегия» и «Крестовский de lux» – кардинально разные проекты. Если в первом случае мы делали одно большое моноздание, во втором комплекс разбили на 10 корпусов. Мы посчитали, что для данного места лучше будут обособленные небольшие здания.
Каждый застройщик, помимо метров, хочет получить то, чего нет у других. Это довольно сложно сделать, так как жильё – очень консервативный тип недвижимости. Музеи могут быть сложными по формообразованию, и там это приветствуется. А в жилом доме мы всё равно упираемся в понятные габариты с окнами и дверьми. 

– Какие из реализованных проектов вам больше нравятся?
– В той или иной степени все. Если говорить о качестве, мне нравятся наши совместные проекты с ООО «Еврострой» (ЖК «Привилегия», ЖК Esper Club), Группой «Эталон» (ЖК «Петровская Доминанта»), ГК «Балтийская коммерция» (ЖК «Мендельсон»), ООО «Газпромбанк-инвест» (ЖК «Петровская коса 1», ЖК «Крестовский de lux»). Заказчики в точности воплотили разработанные проекты. Хотя бывает, что в ходе реализации некоторые компании начинают «оптимизировать» решения, заменяя некоторые элементы на более дешёвые. Как правило, «оптимизация» одного раздела проекта тянет за собой изменения в других. И это ни к чему хорошему не приводит.