Зам из меня не получился

Генеральный директор ЗАО «47 ТРЕСТ» Михаил Зарубин работает в строительной сфере уже 50 лет. Начинал карьеру на стройках Сибири, прошел путь от рабочего до управляющего трестом, который под его руководством пережил перестройку и приспособился к новым экономическим реалиям.

– Как вы стали строителем? С детства мечтали?

– Даже мыслей таких не было. Я родился под Усть-Илимском, там же и детство прошло. Сначала мечтал стать летчиком. Однажды в деревне нас прокатили на самолете — все мальчишки решили летчиками стать. А в седьмом классе уже совершенно осознанно решил: буду поэтом. Рассчитывал, что после школы поступлю в Литературный институт имени Горького. Сочинял стихи, читал их со сцены в школе и в Доме культуры. Но когда мне исполнилось 14 лет, умерла мама и подростковая пора со всеми планами закончились. Перебрался жить к старшему брату в Черемхово — 120 км от Иркутска.

Но через год решил уехать. Всегда дружил со старшеклассниками: ростом уже тогда был, как сейчас, здоровый деревенский парень, первый разряд по штанге. Они поехали в Иркутск поступать в Геологоразведочный техникум, а я с ними. Десятиклассников приняли, а меня нет: восьмиклассников брали только весной и на лето отправляли «проверить романтику», одна треть оставалась. Увидел рядом Иркутский строительный техникум транспортного строительства — его и закончил по специальности «Строительство и изыскания железных дорог». Так что все случайно вышло.

Потом поступил на вечернее отделение Иркутского политехнического института на «Промышленное и гражданское строительство». Работал в строительно-монтажных поездах. Сейчас это непривычно звучит, а по сути это строительно-монтажные управления, только мобильные. Потом назначили прорабом на строительстве производственной базы треста «ВостСибТрансСтрой». Здесь я и начал учиться, как строить дома. Как-то подходит бригадир, спрашивает: «Как наружную версту будем делать?» А я не особо представлял, что такое верста. Говорю: «Делай, как раньше». А он: «Многорядка не подойдет, мы здесь к карнизу подходим». Что такое многорядка? Приходилось читать, спрашивать, учиться, но в основном, конечно, практика.

Даже когда уже главным инженером управления работал, все равно с какой-то местной спецификой приходилось сталкиваться. Например, приехал на стройку, а мне бригадир говорит: «Дунька сгорела, надо новую». Спрашивать, что такое «дунька», неудобно. Я приехал на базу, поинтересовался, есть ли дуньки. Начальник говорит, что им не нужно, они ацетиленом пользуются. На складе сказали, что последнюю вчера отдали. Только вечером случайно узнал, что так газогенератор называют.

– Много должностей сменили?

– На всех побывал. Был мастером, прорабом, начальником участка, главным инженером, вот только замом никогда не был. Понимаю его роль, но из меня зам не получился. Дошел до управляющего трестом.

– А как из Сибири в Ленинград попали?

– Когда в 1972 году окончил институт, очень хотел на БАМ: ребята из техникума там работали, двое даже Героями Соцтруда стали, да и работа была интересная. Поговорил с женой и подал заявление. Мне сказали: «Ждите». Фактически вежливо отказали. Случайно в строительной газете, в разделе «Требуются», прочитал о вакансии во вновь созданном «67 тресте» в Приозерском районе Ленобласти.

В Ленинграде брат жены жил, а на карту посмотрели: по сибирским расстояниям Приозерск — чуть ли не Дворцовая площадь. Вот и поехали. В Сосново дали квартиру, стал работать начальником участка, потом — производственного отдела, а жена — начальником планового отдела. Затем перевели главным инженером управления в Выборг. А в 1982 году назначили на должность начальника строительного управления № 338 «47 Треста». Там шесть лет проработал. Потом один год главным инженером треста, а с 1988‑го — управляющий, 26 лет уже.

– Какими объектами занимались помимо Кировского завода?

– Это был объект № 1. Но к нему привязывали всю «оборонку»: и «Знамя Октября», и «Равенство», и «Северную верфь». Задача у нас была одна — отбиться, поскольку ноша была непосильная, людей всегда не хватало. Были и военные строители, но как они работали, говорить не буду: численностью закрывали. Делали оргнаборы по всей стране, предлагали общежития с временной, а отработаешь, так и с постоянной пропиской. Тогда не было рабочих «с юга».

– То есть найти рабочие руки всегда было сложно?

– Не в рабочих дело, а в профессионализме. Стройка, особенно большая, всегда требовала кадров и, можно сказать, быстро изнашивала людей. Если каменщик дотягивал до 55 лет, то руки были, хоть обрезай — это очень тяжелая работа. Выпивал, не выпивал — уже не важно. Все время на улице, а погода — сами понимаете какая. Нельзя винить, что все стремились под крышей работать… У меня вся молодость в резиновых сапогах прошла. Теперь, когда их надеваю, через несколько минут ноги стягивает до боли.

Молодежь спасала. Сейчас строителям говорят: «Собирайтесь вместе, учите молодежь». Неправильно это. Это задача государственных профтехучилищ. Или как за границей: надежным фирмам доверяют обучение, а потом этих людей «покупают». А сейчас обучением никто не занимается. Надеемся на выходцев с юга и из Азии? Думаю, скоро это закончится, не будут они к нам ездить. А чтобы своих привлечь, нужно хотя бы комнаты им дать, не говоря уж об обучении.

– Так что же изменилось в строительстве?

– Принципиально — ничего. Разве что новая техника. Когда я пришел на стройку, только появлялись краны, грузоподъемности в 2,5 тонны мы уже радовались. Помню первый пневмоколесный кран грузоподъемностью 12 тонн, первые башенные краны — это чудо было. До этого делали лестницы, козлы на спину и таскали кирпич. Причем «на горбу» всю страну восстановили после войны.

Но профессионализма рабочих так же не хватает. В 1960‑х годах больничный комплекс в центре Иркутска зеки строили и солдаты. И тогда, и сегодня на стройку идут неохотно, как бы ты зарплату ни поднимал.

– Но появились и новые правила. Саморегулирование, например.

– Это как с ТСЖ и эксплуатацией домов: государство смотрит, от чего бы ему отказаться. Были лицензии, которые выдавали чиновники, их решили сократить. Придумали СРО, объяснив это тем, что строители друг друга знают. Представьте объединение, в котором более 1000 организаций. Я знаю 10, ну 15, за остальных отвечать не могу. Зато обслуживание стало в разы дороже. Плюс «мертвые» деньги в компенсационных фондах. У нас СРО какую-то работу ведут, напоминают, например, что сотрудников пора на обучение отправлять. А съездите в глубинку — там вообще никто ничего не делает и не проверяет.

СНиПы теперь носят рекомендательный характер. Строителям в лице тех же СРО предложили создавать регламенты и по ним работать. Даже на «диком Западе» эти правила устанавливает государство! Скажите в Финляндии, что объект не будет стандартам соответствовать, — пальцем у виска покрутят.

Появилась надежда на исправление ситуации с возрождением Минстроя. Хорошее дело, но при чем тут ЖКХ, зачем эту отрасль добавили? Скорее всего, министерство только ЖКХ заниматься и будет.

– Каким проектам отдаете предпочтение сегодня? У вас, например, все больше площадок в Ленобласти появляется.

– Мы ориентируемся на жилье эконом-класса. Желательно пониже. Не люблю я высотки, хотя высоты не боюсь. Помню свой дом в деревне, хочется чего-то такого же небольшого и уютного. Я четко знаю, что после девятого этажа человек отрывается от земли, невольно это чувствует. Если есть возможность сделать пять-шесть этажей, а не больше, то обязательно сделаю.

А выход в Ленобласть — это, скорее, необходимость. В городе стало сложно работать. Мы, например, купили у города на торгах аварийный дом на Тамбовской улице — два года получали градплан. Сейчас проектирование заканчиваем, небольшой дом на 32 квартиры. Теперь детский сад понадобился — мы проверили, потребности в детсадах нет (в центре города все меньше жилья), а с учетом нашего дома нужно два места в школе, но это на уровне погрешности. Я считаю, что в городе надо строить везде, хоть понемногу. В другой район многие как в чужой город переезжают, а в своем подобрать квартиру не могут: не везде есть новостройки.

– Как на семейной жизни такие дальние и частые переезды сказываются?

– Мне повезло. Скоро будет 50 лет, как мы вместе с женой. Наверное, мама, когда ушла, попросила Бога, чтобы он передал меня в хорошие руки. Так и случилось. Если бы не жена, ничего бы не было. Мы всегда вместе все обдумывали, переживали. Никто особых благ не ожидал, но надеялись, что будет хорошая жизнь. А что столько переезжали — так я другой жизни и не знаю.

С жильем тогда по-другому было. Например, в апреле 1982 года меня перевели в Ленинград, а уже в феврале 1983‑го мы въехали в трехкомнатную квартиру на улице Доблести. Тогда у нас уже двое детей было. Когда строили и реконструировали корпуса Кировского завода, мы иногда не понимали, когда день, когда ночь. На отдых часов шесть–восемь оставалось, выходной только в воскресенье. Работа почти как в лагере: зашел, а вокруг колючая проволока, охрана с автоматами, собаки бегают. Без «последнего прости» уйти нельзя: не переговорил с начальником, не доложился, могут и прогул поставить.

Супруга всегда была рядом, да и дочери, а теперь и внуки.

– Часто собираетесь всей семьей?

– Все праздники всегда вместе отмечаем.

– Как свободное время проводите? В отпуск спокойно уезжаете?

– Отпуск могу себе позволить. Не целый месяц, но по 12 дней беру. Есть кому меня подменить, ничего сверхъестественного не произойдет: все знают, что делать. Последние годы отдыхаю в санаториях. Раньше много ездили по Европе. Венеция, Париж, Рим — увидел все, что хотел, почти все страны посетили, пожалуй, кроме Люксембурга. Вот в Америке не был, да и не тянуло.

– У вас много пейзажей в кабинете…

– Картины моего земляка Георгия Замаратского — мы из одной деревни. Это Погодаевское поле рядом с моей деревней, по которому я когда-то бегал. Это река Илим, а это речка Кеулька, которая в Ангару впадает. У нас небольшая деревня была, 200 человек, а два писателя из нее вышли — он и я. Вместе книгу написали «Мы — погодаевские».

– Пишете прозу или есть и стихи?

– Со стихами завязал, конечно. Нужна некая определенность, а я из тех юношеских времен ушел. В своей первой книге опубликовал ранние стихи, а больше не сочиняю.

Писать всегда хотел, но всегда думал, что еще успею. А когда 60 лет исполнилось, стал о чем-то внукам рассказывать, смотрю, один отвернулся, второй. Понял, что рассказывать бесполезно — не запомнят. Тогда написал первую книгу «Я родом с Илима». Она корявенькая такая получилась, как все первое. Потом написал воспоминания о выдающимся актере Кирилле Юрьевиче Лаврове, с которым 12 лет мы были тесно знакомы, потом об Андрюше Толубееве. А потом и в Союз писателей приняли.

Сначала была публицистика, теперь воспоминания закончились — пишу повести и рассказы. Чтобы писать, настроение нужно, вдохновение. Пишу в субботу или воскресенье рано утром, часа по три-четыре, потом днем иногда возвращаюсь к этому занятию. Пишу для себя, своих знакомых и родных — больше никто не читает. Хотя много отправляю в Сибирь: библиотеки просят. Сестра моя там живет и снабжает друзей и знакомых. Продажей, конечно, не занимаюсь.