Консалтинг — это феерически интересно!

В рекламных модулях ИПП директор компании Владимир Романовский присутствует лично — в виде лица. Это не частый случай. Фамилия, бывает, используется в качестве торговой марки (Коркунов, Брынцалов; у юристов — так сплошь и рядом), а вот чтобы лицо… При этом симптомов мании величия у него обнаружить не удается: в ИПП директивно введено обращение на «ты». Мы беседуем с Владимиром Романовским о том, как связаны бизнес и личное.

– За последние месяцы в разных изданиях было опубликовано несколько интервью с тобой. Это часть твоей работы на благо фирмы?

– Когда я больше 20 лет назад начинал всем этим заниматься — толком даже не знал зачем. Было понятно, что деньги не могут быть ключевой целью. Но о корпоративной политике, о стратегии открытости я тогда имел довольно смутное представление. Хотя в университете писал диплом по теме «Взаимодействие идеологии и права».

– Хорошая тема. Актуальная…

– Не то слово! Мой научный руководитель тогда предложил поменять на любую другую, но я не согласился. Чем-то она мне была близка. В процессе написания и прочел сотни интересных книг и статей, в том числе знаменитый опус «Общественное мнение» Уолтера Липпмана, автора теории стереотипов. Это я к тому, что идеология должна быть в основе и государственного строительства, и корпоративного.

– И эта тема до сих пор близка?

– Право — пожалуй, нет. Я уже давно не практикующий юрист. А вот тема корпоративных надстроек, роль паблисити… Я ведь в компании занимаюсь не продажами, не финансами, даже не качеством услуг. У меня три задачи: кадровая политика, продвижение компании (именно компании, а не услуг) и развитие фирмы.

– То есть нанимаешь людей. Наверное, планируешь их карьерный рост. А свой личный служебный рост ты тоже планируешь?

– Моя карьера закончилась 22 года назад, когда я создал фирму и стал ее директором. Более высокой должности в ИПП нет. Повода искать другую у меня тоже нет. И, я надеюсь, не будет.

– Если я правильно помню, твой бизнес начинался с помощи предпринимателям в конфликтах.

– Да, в начале пути основная часть нашей работы состояла не в том, чтобы правильно структурировать уже построенный бизнес, а как сделать, чтобы меньше мешали работать чиновники, чтобы его не отобрали, чтобы он не рассыпался из-за внутренних конфликтов.

– Ну, все почти как сейчас. Или характер конфликтов изменился?

– Появились профессиональные операторы рынка, так сказать, слияний и поглощений. Это уже не злодеи в красных пиджаках, а люди грамотные, искушенные, имеющие специальное образование. Они прекрасно понимают, что делают. Рейдерство (в широком смысле слова) процветает, участники этого процесса весьма креативны, только креатив направлен не на созидание нового, а на перераспределение имеющегося.Бизнес по-прежнему стремятся отнять, но делают это более системно и с творческим подходом.

Сейчас наша фирма занимается в основном сопровождением корпоративных сделок, совершенствованием организационной и финансовой структуры компаний-клиентов. То есть скорее реализацией возможностей. Но экономические и правовые риски не растворились во времени, а трансформировались. Так что заказчики продолжают подписывать с нами договоры на арбитражные суды, банкротства, независимые финансовые расследования.

И по-прежнему, как двадцать лет назад, наши  адвокаты по уголовным делам ни на день не остаются без работы.

– Тебе на днях исполнилось 50 лет. Как ощущается возраст?

– Иногда чувствую себя ужасно старым. Когда развитие какой-то ситуации или проблемы возвращает тебя назад, где ты все это уже видел. Иногда — наоборот, как будто мне лет 18–20. Особенно часто это бывает в работе. Потому что драйв просто феерический! Я больше стал работать, чем лет десять назад.

Конечно, для меня консалтинг — это не бизнес, это работа. Бизнес — это когда ты готов сию минуту продать то, что ты сделал, если предлагают хорошую цену. А я не готов продать свою компанию. Предлагают время от времени, но мне это неинтересно.

– Насколько значима в консалтинге роль личности?

– Иногда компанию делает первое лицо. Но это не общее правило. Скорее, особенности фирмы обусловливает общая философия ключевых людей… В консалтинге это не два и не три человека, иногда десяток. И если эти люди верят во что-то значимое, кроме собственной получки, тогда (и то с оговорками) можно говорить о какой-то миссии или о корпоративной религии. Оздоровление бизнеса — это общие слова. Если бы я не боялся пафоса, то, наверное, сказал бы, что, по сути, мы — «борцы за демократию».

В основном мы имеем дело со средними компаниями. Средний бизнес — самый зависимый. У маленького предприятия нечего отбирать, оно рейдерам не интересно, а у большого — трудно. От того, правильно ли владелец средней компании построил свою работу, правильно ли описал ее в документах сегодня, зависит его существование завтра — буквально. Мы хотим, чтобы средних компаний было больше, чтобы в бизнесе было занято больше людей. И я уверен, что это очень важно.

– Какую часть в вашей работе занимает прогноз?

– Небольшую. Наши экспертные решения всегда в контексте действующего права и экономической ситуации. Нам важно, чтобы конкретный документ был правильным сейчас, сегодня. За завтрашнюю цену на нефть (или за курс доллара) отвечать сложно. Но мы работаем сегодня. И если ты сегодня принимаешь правильное решение — ты тем самым обеспечиваешь себе правильную позицию на завтра. Если у тебя нет позиции сейчас — ее не будет и завтра. Иначе получается этакий московский подход: вы по какой организации юрист?

Всем же понятно: юрист не тот, кто прочел много книжек, а тот, кто «решает вопросы». Есть юристы по арбитражным судам, по прокуратуре и так далее. Но даже в Москве ситуация меняется. Бумага должна быть правильная и стопроцентно законная здесь и сейчас.

– Но предпринимателям нужны какие-то показатели, цифры для планирования. Прогнозы МЭР, прогнозы Института Гайдара — ты их читаешь?

– Я — нет. Наши эксперты читают. Прогнозы — составная часть некоторых наших продуктов. Доверять цифрам Росстата сложно. Мы ведь на личном опыте знаем, к примеру, как проходила последняя перепись населения… Ко мне никто даже не зашел. И ни к кому в нашем доме. Никто даже не пытался переписать на самом деле. Откуда они знают, сколько народу в городе живет, — ума не приложу. Можно ли верить прогнозам, построенным на такой базе? Но мы не занимаемся макроэкономикой. Для нас прежде всего важна внутренняя экономика предприятия. А ее-то мы знаем хорошо.

По телевизору около трех лет назад видел такой эпизод: во время погромов в Лондоне сожгли магазин. И владелец говорит: «Моему бизнесу 150 лет. И вот он сгорел. Буду строить бизнес по новой». Наверное, и в предыдущие 150 лет бывали разные ситуации, и как-то они решались предками этого англичанина. Рискну предположить, что одна из главных идей этого бизнеса в том, что он должен продолжаться при любых прогнозах.

В нашей стране много проблем из-за того, что каждый следующий этап — с нуля. А династии должны быть не только у шахтеров! Должно быть более серьезное отношение, чем на один день. Китай, планируя движение на полвека вперед, имеет преимущество перед теми странами, у кого горизонт — три года.

– Особенности построения твоего холдинга тоже исходят из долгосрочной стратегии? Или приходится реагировать на постоянные изменения?

– У нас нет единой системы построения бизнеса, есть группа компаний, и каждую связывают с основной фирмой особые условия.

Вот, например, законодатели потребовали, чтобы основным владельцем аудиторской фирмы мог быть только человек с аттестатом аудитора. Это грустная история, я выступал в Государственной думе на заседании рабочей группы, был сильно впечатлен. К началу заседания решение уже было принято, голосования даже не было! Я все равно остался основным владельцем аудиторского бизнеса, эта юридическая техника общеизвестна. Просто еще одна сфера деловых отношений перешла в рамки понятий.

– Не возникает желания построить фирму (и в целом жизнь) максимально независимо от государства?

– А я это уже сделал. Именно этот путь мы и выбрали уже в середине 1990‑х. Теперь вот думаю, как хорошо, что мне не нужно получать лицензию на алкоголь или считать шаговую доступность от ближайшего детского сада…

Мы фатально зависим только от клиентов.

– Если сравнить этот бизнес у нас и на Западе?

– Насколько мне известно, в Европе аудит и консалтинг — скучное дело. В США должно быть повеселее. Мы встречаемся на конференциях международной сети Kreston International. Темы, которые они всерьез и подолгу обсуждают, — это ж просто скука! А у нас это чрезвычайно интересный бизнес. Каждый день. Я планирую неделю и не знаю, чем день закончится.

Я начал писать историю компании. Написал про 1990-91 годы, предшествовавшие созданию ИПП. Потом застопорилось. Главная проблема в том, что наша история — это история консультантов, которые у нас работали, и клиентов, которых мы обслуживали. И не все, что происходило с этими людьми за 20 лет, можно легко положить на бумагу, даже для себя.

– Ты пишешь книжку, чтобы рассказать, как все было?

– Когда-нибудь я ее все-таки напишу, и думаю, два-три человека с интересом ее прочтут. Чтобы узнать, как все было на самом деле. Ну, вот таким тиражом и надо будет ее издать.

– Как ты себе представляешь ИПП через десять лет?

– Увеличить долю рынка — это было бы неплохо. Сохранить сферу деятельности, консалтинг — обязательно. Нас сегодня кормят пять индустрий. Энергетика, стройка, «коммуналка», транспорт. Пятая — «оборонка» и машиностроение.

Мы не особенно это афишируем, но наш золотой актив — это большое количество внешних партнеров. Мы помогаем другим консультантам выполнять работу в тех сферах, которые им не по профилю. Часто работаем в составе консорциумов. Иногда к нам обращаются коллеги, которые планируют получить какой-то контракт, но не уверены, что смогут выполнить его в срок, что подчас еще сложнее — сдать итоговую работу. Так бывает: выдает заказ один человек, а спрашивать будут двадцать. В комитеты по оценке, например, часто входят чиновники из министерства, миноритарные акционеры, представители крупных банков… И у нас большой опыт сдачи в таких условиях.

Можно предположить, что состав лидирующих индустрий в России и в Петербурге изменится. Например, индустрия высоких технологий — она реально развивается и нуждается в консультантах. Читаешь в газете сообщение: фирма работает в области хай-тека и с оборотом 50 млн долларов покупает в центре дом под офис за 100 млн — это знак.

– На культуру время остается — театр, кино, книги?

– Сын недавно сподвиг меня посмотреть «Залечь на дно в Брюгге». Зачетный фильм. В театр выбираемся редко.

– Спорт?

– Мы оборудовали на первом этаже нашего офиса спортзал: боксерский мешок и прочее. А в наш ангар (он рядом) притащили кувалду и две шины от грузовика. Тренируемся с моим замом по гуманитарным вопросам два-три раза в неделю. Бьем кувалдой по шинам, чтобы на пятнадцать минут почувствовать себя американскими боксерами — это они придумали такой способ тренировки.

– Ты знаешь, какая у тебя будет пенсия?

– Я точно знаю, что до пенсии не доживу: сдохну на работе. Но если уж не приведется, надеюсь, что мне все же удалось построить бизнес так, чтобы не понадобилось думать, какая у меня пенсия.

«НП» досье Владимир Романовский родился в 1964 году в Ленинграде. В 1986‑м закончил юрфак ЛГУ. Работал следователем. С 1989‑го — юрист в коммерческих организациях. В 2004 году назван лучшим менеджером рынка аудита и консалтинга Петербурга. Институт проблем предпринимательства (ИПП) создан в 1992‑м, с 1997‑го является крупнейшей консалтинговой компанией Северо-Запада и одной из ведущих фирм России. С 2000 года представительство ИПП работает в Москве. С 2004‑го ИПП входит в состав международной аудиторской сети Kreston International.