Мнений об охране культурного наследия много, но слышны только радикальные

- Филипп, с момента нашего предыдущего разговора (см. «НП», №29/2019) прошло четыре месяца, и у вас с тех пор появился новый проект — восстановление Борисоглебской церкви на Синопской набережной. На каком этапе он сейчас находится?

- Строго говоря, церковь на Синопской набережной — это не совсем воссоздание. Дело в том, что старого фундамента нет: когда делали трассу, его просто уничтожили. И, понятно, на том же месте его уже не разместить, так что мы выбрали максимально приближённое. Расстояние там всего 5-10 метров, то есть смещение совсем небольшое. Сейчас мы готовим обращения к органам власти с инициативой внесения поправок в нормативные акты: 820-й закон, Генплан, ПЗЗ (ведь предстоит менять зонирование). После этого обратимся за целевым предоставлением земельного участка. 

Мы рассчитываем уложиться в два года с тем, что касается документации. И ещё лет пять на проектирование и само строительство. Возможно, и меньше, поскольку в данном случае нет реставрационной нагрузки, а это очень трудозатратная статья. Восстанавливать церковь будем по чертежам и фотографиям, в них недостатка нет. Так что планируем выстроить всё в точности, как было. 

- О следующих проектах уже думаете хотя бы в теории? 

- В ближайшее время планируем анонсировать несколько важных для города проектов. Уверен, они станут знаковыми. 

- Вы административную поддержку ощущаете?

- Я даже больше скажу: КГИОП и госстройнадзор мы видим не как контролирующие и проверяющие, а как активно участвующие и помогающие организации. Это не только вопрос формальных процедур и согласований, хотя и этого хватает (сами сотрудники сокрушаются из-за невообразимой забюрократизированности), но понимание того, что мы — часть одной команды. Без них вдохнуть новую жизнь в восстанавливаемые объекты не получилось бы. 
Тем не менее сохранение культурного наследия — тема очень тонкая и для многих болезненная. Взять хотя бы протесты против высотного строительства даже не в центре города: мол, нельзя нарушать «небесную линию».

Небесную линию формируют высотные доминанты, она отнюдь не является плоским горизонтом. А доминанты в Петербурге строили с момента его основания. К сожалению, сейчас происходит подмена понятий: якобы небесная линия означает, что не должно быть ничего выше общей застройки. Это, как вы заметили, очень тонкий момент, и трактовка может быть абсолютно разной.

Кстати, это же касается и сохранения культурного наследия в целом. Существует и довольно распространена такая точка зрения (у столичных экспертов в основном), что петербуржцы должны испытывать пиетет к абсолютно всему, что им досталось от предков, и потому оставлять нетронутыми даже третьи дворы в глубине кварталов. Не собираюсь никого критиковать, но скажу лишь, что очень удобно из комфортабельной современной квартиры в московской новостройке рассказывать, как правильно жить в Петербурге. Я сам вырос в таком дворе-колодце на Зверинской улице и знаю, что это такое. Пятый этаж, неудобная лестница, невозможность установить лифт. Туда пожилым людям и матерям с коляской приходилось по полчаса подниматься, выбиваясь из сил. 

- Но лифты же ещё в советское время пристраивали при помощи внешней шахты…

- Ничего нельзя сделать, если это объект культурного наследия: даже дворовой фасад запрещено трогать. Если здание просто историческое, нельзя менять объёмно-планировочные характеристики. Тогда лифт пристроить можно, но не будет площадки. Многие из таких построек интересны с архитектурной точки зрения, они нравятся туристам, но, к сожалению, для жизни непригодны совершенно. Например, нет горячего водоснабжения (только колонки), ванные — на кухне и т.д. Аутентичность хороша в меру, ведь если следовать этой логике, нам всем надо переодеться в кафтаны, в которых фотографируются с туристами «императоры» и «императрицы». 

Замечу, что по строительным технологиям в конце XIX века Петербург был весьма передовым. Всё самое новое появлялось сначала здесь. Приезжали к нам из Европы, чтобы учиться. И призы на международных выставках тому пример. Но с тех пор много воды утекло, и город, к сожалению, устарел, в нём перестали появляться новые точки притяжения. 

Многие проблемы, того совсем не заслуживающие (например, озеленение), у нас чрезмерно политизируются. Просто потому, что это новая пульсирующая тема, на которой удобно понагнетать. А на самом деле «бороться за озеленение» — это примерно то же самое, что «бороться против всего плохого за всё хорошее». 

- И какой выход из этой ситуации вы предлагаете?

- Моя точка зрения: к каждому объекту исторического наследия нужно подходить индивидуально. В Петербурге никакую унификацию сделать не получится, мы всегда будем уходить в крайности. Это будет либо мнимая аварийность и снос (такое мы уже проходили), либо «мы ничего не трогаем», и тогда всё само по себе обветшает. 

И бизнес в последнем случае привлечь не удастся. Зачем ему расселять ветхие дома, если потом этот дом нельзя будет использовать для своих нужд и окупать затраты?

Фасады нужно обязательно сохранять, а вот планировки восстанавливать нет никакого смысла. Всё же жизнь с тех пор сильно изменилась. Давайте не забывать, что в тех же доходных домах разночинцы снимали углы, мылись в тазиках, и отхожее место было одно на этаж. Зачем всё это приводить в тот же вид сейчас?

- Но та индивидуальность, о которой вы говорите, всё равно должна быть описана в формате закона, иначе ничего не выйдет…

- Конечно. Возможно, следует наследие разделить на несколько групп, прописав это в официальных документах. В случае с дворцами необходимо каждый кирпич сохранять, даже если его и не видно под штукатуркой. 

Основная категория — исторические здания рядовой застройки. Их у нас больше всего, и с каждым таким объектом нужно разбираться отдельно. Наконец,  третья категория — то, что ценности совсем не представляет, например, каретники или угольные сараи в третьих дворах. Да, времени потребуется много: работа кропотливая, дом за домом… Но это действительно выход из того тупика, который мы имеем сегодня. Конечно, заниматься таким анализом должны профессионалы — архитекторы, реставраторы, историки, эксперты. Они должны коллективно принимать решения. Тем более у нас есть Совет по сохранению культурного наследия, который довольно эффективно работает. Вот его можно брать за основу. 

- То есть градозащитников, на ваш взгляд, привлекать к этой работе не надо? Их деятельность бесполезна?

- Настоящая деятельность по сохранению города — это, в первую очередь, привлечение внимания к проблеме. Однако делать это надо конструктивно, предлагая варианты решения. Если дело пошло, потом и чиновники начинают помогать. И хотя зачастую от задуманного не больше трети в итоге остаётся, это всё равно неплохой результат. Но главное — что-то делать. А то получится как с Конюшенным ведомством. Ну да, отняли его у инвесторов — и что? Стоит, разрушается, штукатурка из-под баннера сыплется, я сам видел — сердце кровью обливается.  

- Но основная масса петербуржцев, похоже, как раз на стороне градозащитников? Или это не так?

- По нашему заказу проводилось социологическое исследование, на которое мы планируем опираться в дальнейшем. Это совершенно честная социология, и вскоре мы представим её публике. Она показала следующее: позиция «ничего не трогать» близка примерно 10-15% опрошенных. А ведь, если верить активистам, таких в городе 90% должно быть. 
И около 10% респондентов высказались за то, чтобы вообще ничего не сохранять. Абсолютное большинство не столь категорично и выступает за рассмотрение каждого конкретного проекта в отдельности. Мнений очень много, просто слышны только радикальные, хотя их носители как раз в меньшинстве. 

- Ну, в целом это логично, ведь современные застройщики — за редким исключением — ничего выдающегося не создали. От того и недоверие к тому, что они могут нечто стоящее построить в исторической части города.

- Да, конечно, из нашей эпохи не стыдно перед потомками будет разве что за стадион, ЗСД с его мостами и «Лахта-центр», больше и вспомнить нечего. Впрочем, советского периода это тоже касается.

Был интересный сталинский ампир, но архитекторы, его творившие, — это же ещё старая царская школа. С 1960 года пошло выхолащивание, не строили с тех пор памятников. А сейчас мы должны требовать шедевров в архитектуре. Таким должен быть запрос общества. Ведь в XIX веке он был (и у власти тоже), потому и появлялись памятники, которыми мы теперь так гордимся.