«Всё равно Невский придётся сузить до двух полос и превратить в цветущий бульвар!»
Известный журналист Дмитрий Губин живёт на две страны. Возможность сравнивать, наверное, позволяет ему видеть привычные нам проблемы как бы со стороны. Поймать его непросто. Однако он нашёл время, чтобы побеседовать с NSP и ответить на несколько вопросов.

– Есть такой типовой, долгий и очень показательный конфликт: улица Рубинштейна. Это горячая даже не точка, а протяжённость на карте Петербурга: жители против ресторанов. Знаком ли ты с ситуацией и как её оцениваешь?
– Да, буквально накануне нашей съёмки я там ужинал. В одном дивном ресторане – Duo Asia. Длина улицы Рубинштейна – 850 метров, там сорок домов и, по-моему, 65 ресторанов.
– 81!
– Ну, это если считать вторые дворы. А если только первые – 65. Хороших, приличных ресторанов, в которые не стыдно идти, там примерно штук десять. Есть там и халтура. И я видел развески, что это улица для жильцов, – они вывешены с балконов в доме, где живёт Алиса Бруновна Фрейндлих. Причём я был уверен, что она живёт сейчас в Комарово, потому что на Рубинштейна жить уже нельзя, но мне сказали, что нет, Алиса Бруновна тут ходит, её видели. Так, конфликт совершенно очевиден.
– Насколько он типичен для европейских городов?
– Это хороший вопрос, потому что Европа огромна. Но я могу сказать, что в мире есть такие места. Например, в Париже совершенно очевидно это улица Сент-Андре-дез-Ар – на левом берегу Сены, она вся заставлена столиками. Там шум, гам, дым коромыслом. Греки…
– Там живут?
– Хороший вопрос – кто живёт? Что хорошо весёлому студенту, то уже плохо, наверное, немолодой актрисе, да? И, например, в Германии есть такая интересная система – VG(вон гемайншафт). Это чтобы показать разницу между «здесь и там». По-нашему это коммуналка. У нас бы называли так. Но от нашей коммуналки она отличается тем, что туда подбирают людей по общему принципу. То есть в одной «вэгэ» – комнаты, где живут с маленькими детьми. В другой – где только с кошками. В третью с кошками ни в коем случае не возьмут, а только с собаками. В четвёртой – только «жаворонки», в пятой – только «совы». И люди живут вместе, как им нравится.
– А в шестой – те, кому нравится дым от шашлыка.
– Наверное, существует и с дымом от шашлыка. Я живу в Аугсбурге – это 2000-летний город. Самый крупный, кстати, владелец леса в Германии. И один из самых зелёных городов в Европе. И, по-моему, самый зелёный город в Баварии. Так там шашлык настолько повсюду, что когда я снимал квартиру, мне моя владелица сказала (если по-русски, жил я на третьем этаже, а по-немецки – на втором), что я имею право жарить шашлык на балконе, но не чаще, чем раз в неделю. Когда я уточнил, на газовой или электрической плите, она сказала – нет, нет, настоящий шашлык можно делать. Потому что есть балконы. И это очень хорошая идея, жаль, что её нет в России…
– Вернёмся всё же на улицу Рубинштейна. Есть ли способ решения таких конфликтов, когда значительное количество постоянного жилого населения квартала выступает против коммерции, осевшей на первых этажах?
– Есть. Но универсального способа нет.
– Какие есть варианты?
– Например, в Лондоне долгое время существовал закон последнего звонка в пабах. Паб – это всегда шумно. И там запрещено курить, поэтому курят на улицах. Без пяти десять вечера удар гонга или ложечкой по чашечке: «Последний глоток, джентльмены!» В десять закрывались все пабы. Очень спорили с тем, как с этим быть. Одни говорили, что это плохо, потому что люди, зная, что в десять закроется, в спешке дико нажираются; другие возражали, что если сделать до часу ночи, они всё равно нажрутся ещё больше. Что в итоге сделали? Всё решает муниципальный совет района. Муниципальный совет решает, давать ли разрешение тому или иному пабу и когда им закрываться. Могут не дать, например, право торговать алкоголем. Решив, что тут и так слишком много распивочных. Есть, например, Хокстон, где ночная жизнь кипит…
– Извини, спрошу банальность, совет – выборный орган?
– Да, конечно. В Германии существует закон «ночного времени». Это значит, что в 22.00 наступает тотальная тишина. Вы не имеете права шуметь. Я просто интересовался, потому что у нас в доме напротив устраивали дискотеки. Мне все говорили: «Звони сразу в полицию». И я такой: ну там же никого не убили, просто музыка играет громко, и я не могу спать с открытым окном. «Звони в полицию!»
Полиция в Германии – тоже местный орган власти, который защищает твои интересы, поэтому ты имеешь полное право позвонить туда даже по таким вопросам. Подпункт: а как быть, если к тебе приехали друзья и вы отмечаете десятилетие выпуска из университета? Очень просто. Ты обнаруживаешь однажды у себя перед дверью коробку конфет, бутылку игристого вина и записочку: «Дорогие соседи и соседки, у нас тут собирается вечеринка. Мы очень просим вас понять, принять этот маленький подарок и иметь в виду, что через месяц (!) в одну из суббот у нас тут будет шумно…»
– То есть действует то самое местное самоуправление, о котором мы с тобой столько спорили…
– Ещё как действует! Но в Германии – в отличие от улицы Рубинштейна – у каждого дома есть свой владелец. И не может быть такого, чтобы он отдал первый этаж под заведение, которое вступает в конфликт с жителями.
– Я напомню, как всё это у нас сложилось. Примерно в середине «нулевых» значительной частью подвалов и чердаков владел Смольный, и масса таких помещений была либо продана по инвестиционным договорам, либо передана в долгосрочную аренду. Жильцов не спрашивали. Сейчас некоторые такие сделки оспариваются, некоторые помещения возвращают в коллективную собственность, в ТСЖ. Тоже схема кривоватая, но хоть что-то. Но основная часть спорных, скандальных помещений законно (по тем временам) передана в частную собственность.
– Значит, собственник должен быть у дома.
– Нет одного собственника. Есть коллективный.
– У нас, кажется, есть всё же какие-то депутаты, есть Госдума. Я вот пока знаю только о Хованской, которая запрещает иметь хостелы в жилых домах. Нужно действовать через депутатов. Нужно принимать закон: ну нельзя допускать такого, чтобы у дома были разные собственники.
Есть и другой вариант, американский. В США хороший район может стать плохим. В таком случае старожилы переезжают в другой район. Я ж говорю, в мире нет универсального ответа.
В романе Слоуна Уилсона «Мужчина в сером фланелевом костюме» речь идёт о том, что происходило с огромными участками после войны в Нью-Джерси, на другом берегу Гудзона в Нью-Йорке. Когда хозяева больших старых поместий уже не могли их содержать или они просто умирали. Внук таких стариков вступил в наследство, и он такой Лопахин, хочет разделить землю на маленькие кусочки под семейное строительство. Местный совет говорит: «О’кей, мы пойдём на это, но только при одном условии. Если вы пролоббируете строительство школы, церкви и какого-то развлекательного центра. Только на этом условии». То есть это опять переговоры на уровне совета и владельцев. И я знаю такие истории, где старики не позволяют дробить большие участки. Но молодёжь оттуда бежит.
– В среднем гражданин Америки переезжает за жизнь 7,5 раз, а россиянин – едва ли полтора. И что: прийти к Алисе Бруновне и сказать: «Алиса Бруновна, не желаете ли переехать к лесу?»
– Это лишь вариант решения. И Алиса Бруновна может сама принять решение, что пора переехать, а квартиру, например, сдать.
– Это означает, что жители проиграли свою войну.
– Почему? Если Алиса Бруновна переезжает, например, поближе к театру, на Крестовский остров – она выигрывает. У меня была такая ситуация, когда исчезла потребность в содержании дорогой петербургской квартиры. Ты её сдаёшь и переезжаешь в другое место.
– Давай примем за основу: у нас пока нет эффективного местного самоуправления. Все основные решения принимаются в Смольном, муниципалы занимаются лавочками и организацией досуга пенсионеров. Даже там умудряются воровать, но значимые вопросы не решают. В отсутствие местного самоуправления – какой способ борьбы остаётся эффективным для жильцов? Кроме как уехать. Уехать – это понятно, логика экономики.
Но боюсь, что за последние годы качество жилья на Рубинштейна сильно упало вместе с ценами.
– Возможно. Но для москвича, который приезжает потусоваться месясочек во время белых ночей это неважно, и он готов платить хорошую цену. Не бывает жилья абстрактно хорошего и абстрактно плохого. То, что конкретно плохо для нас с тобой в Петербурге, – счастье для семьи беженцев. Или как расселялись у нас коммуналки, например?
– Давай, я подкину тебе пару цифр для размышлений. Формат – апартаменты. Естественно, они в большей степени предназначены для снимающих. В Москве в продажу выставлено 9700 апартаментов, в Петербурге – 11 700.
– Ну, правильно. Видимо, игра на опережение, результат предстоящего прикрытия хостелов, насколько я понимаю, и эти комнаты начали продаваться…
– Попробуем посмотреть немного шире. Конфликт жителей на Рубинштейна с рестораторами – не единственный в большом городе. Есть ещё пешеходы и автомобили, автомобили и велосипедисты…
– В Германии, например, меня реально потрясло, что число знаменитых немецких дорог, включая автобаны, это вот такусенькая капелюшечка по сравнению с протяжённостью велодорог. Во что, живя в России, невозможно поверить. У нас в Германии автомобилисты поражены в правах. Я долго не мог понять, что в немецком пейзаже вот такой бальзам на душу. А потом понял – там нет автомобилей! Вообще. Автомобиль не имеет право въехать в лес. Автомобиль не имеет право подъехать к озеру. Не может подъехать на альпийскую лужайку. Они должны остановиться где-то там поодаль. Зато велосипедистам – дорога абсолютно всюду.
Например, главная улица – Максимилианштрассе – естественно, замощена булыжником, старая улица – знаешь, как там отделены велодорожки? Булыжник заполирован. Для велосипедистов он гладкий. А вот машины – пусть подпрыгивают либо пусть объезжают. Вот тебе пример: велосипедисты всегда имеют преимущество по отношению к автомобилю.
– Я боюсь, что твоё погружение в западную цивилизацию…
– ...приведёт к тому, что я уже не вынырну на нашей половине. Ловите момент.
– Те пузыри, которые ты пускаешь здесь, очень симпатичны и эстетически привлекательны, но бесполезны.
– Наших там всё больше.
– Вернёмся к теме. Есть конфликты, заложенные в ткань города. Есть замечательные наши урбанисты, которые устраивают форумы, слушают европейских знаменитостей. Недавно на форуме обсуждали: мы будем платить за повышенный комфорт повышенной же плотностью городов и отказом от автомобилей.
– Я первый раз выехал за границу в Голландию. Это был конец 80-х. И меня потрясло, что мы стояли полтора часа в пробке. Это было что-то ужасное. Но это всё исчезло! Больше нет этих безумных рычащих пробок, автомобиль сегодня только для междугородних поездок. Но общественный транспорт организован.
Я езжу в общественном транспорте по Питеру и вижу, что в автобусах появились электронные табло, и ты понимаешь, какая следующая остановка. Там очень смешно говорят по-английски. Но это есть. Плохо, в автобусах нет USB-зарядок… Нет ничего для инвалидов и так далее. Тем не менее это входит в обиход, пусть и очень медленно. Но всё равно здесь будет так же. Всё равно будут велосипедисты, всё равно будут леса. Всё равно Невский придётся сузить до двух полос и превратить в цветущий бульвар. Всё равно придётся строить гаражи на окраинах, чтобы люди могли доезжать до них на общественном транспорте и дальше ехать за город. IKEA, например, научилась строить огромные паркинги. Там нет проблем с парковкой…
– Наверное. Но вернёмся на улицу Рубинштейна. Эффективнее пытаться договориться на местном уровне с рестораторами или перекрыть улицу пару раз, гуляя с одного тротуара на другой?
– Нет универсальных ответов. Всегда лучше попробовать договориться. Но переговоры успешны только в одном случае: если они действуют по системе вин-вин. Если в результате принятого решения у рестораторов больше денег, а у жителей больше тишины. Это раз. Поэтому иногда нужно и перекрыть. Жители имеют полное право. Абсолютно. И второе: то, что я просто понимаю, Рубинштейна надо делать пешеходной улицей. На самом деле здесь три стороны. Есть жильцы. Есть, к сожалению, единственная власть – централизованная и не слишком эффективная (это Смольный). И есть владельцы бизнеса. Хотя, кстати, есть ещё и четвёртая сторона – это туристы, которые оставляют немало денег в Петербурге.
– Ну, вот Венеция уже борется с туристами. Рим. Барселона. Это такой мировой тренд? Не нужно нам столько приезжих?
– Да. Я писал один текст – специально был посажен на самолёт и направлен в Венецию, жил в четырёхзвёздочном отеле, чтобы мне показали, как в Венеции борются с туристами. На самом деле, Венеция сдохнет без туристов. Но, конечно, Петербург переполнен туристами. Я когда вожу экскурсии по Питеру, всегда показываю один тайный маршрут – дублёр Невского проспекта, дворами. В ясный погожий день, когда группки китайских туристов по два-три миллиона выходят на Невский, ты опоздаешь на поезд гарантированно. Это если идёшь от Литейного по проспекту к площади Восстания. Дворами это ещё можно сделать. Петербург, что называется, переполнен. И проблема ещё одна – это единственный в стране город, куда имеет смысл поехать на каникулы. Проблема России: некуда ещё поехать. Тюмень ничем не отличается от города Иваново. Петербург – это единственное, что стоит посмотреть…
NSP благодарит партнёра программы – УК «Лидер Групп», а также сотрудников ресторана «Этаж 41» за утренний кофе. И приглашает наших пользователей и читателей посетить это уникальное место: если уж не пообедать, то полюбоваться прекрасными видами.
Все видеосюжеты программы на сайте NSP.RU
Подписывайтесь на YouTube канал «Недвижимость Петербурга»
Беседовал Дмитрий Синочкин, шеф-редактор газеты «Недвижимость и строительство Петербурга»
