НАШ ЦИТАТНИК: «Чтобы в комплексном проекте ИЖС начал сказываться эффект масштаба и были оправданы затраты на "социалку", в нем должно быть не менее 1-1,5 тысячи домовладений. Чтобы реализовать такой объем, нужны десятилетия. Или придется уходить в демпинг...» Максим Хансон

19 апреля, 23:58

«Всё равно Невский придётся сузить до двух полос и превратить в цветущий бульвар!»

2 сентября 2019 в 21:00

Известный журналист Дмитрий Губин живёт на две страны. Возможность сравнивать, наверное, позволяет ему видеть привычные нам проблемы как бы со стороны. Поймать его непросто. Однако он нашёл время, чтобы побеседовать с NSP и ответить на несколько вопросов.

2 сентября 2019
Всё равно Невский придётся сузить до двух полос и превратить в цветущий бульвар!
video overlay

Есть такой типовой, долгий и очень показательный конфликт: улица Рубинштейна. Это горячая даже не точка, а протяжённость на карте Петербурга: жители против ресторанов. Знаком ли ты с ситуацией и как её оцениваешь?

 – Да, буквально накануне нашей съёмки я там ужинал. В одном дивном ресторане – Duo Asia. Длина улицы Рубинштейна – 850 метров, там сорок домов и, по-моему, 65 ресторанов.

81!

– Ну, это если считать вторые дворы. А если только первые – 65. Хороших, приличных ресторанов, в которые не стыдно идти, там примерно штук десять. Есть там и халтура. И я видел развески, что это улица для жильцов, – они вывешены с балконов в доме, где живёт Алиса Бруновна Фрейндлих. Причём я был уверен, что она живёт сейчас в Комарово, потому что на Рубинштейна жить уже нельзя, но мне сказали, что нет, Алиса Бруновна тут ходит, её видели. Так, конфликт совершенно очевиден.

Насколько он типичен для европейских городов?

– Это хороший вопрос, потому что Европа огромна. Но я могу сказать, что в мире есть такие места. Например, в Париже совершенно очевидно это улица Сент-Андре-дез-Ар – на левом берегу Сены, она вся заставлена столиками. Там шум, гам, дым коромыслом. Греки…

Там живут?

– Хороший вопрос – кто живёт? Что хорошо весёлому студенту, то уже плохо, наверное, немолодой актрисе, да? И, например, в Германии есть такая интересная система – VG(вон гемайншафт). Это чтобы показать разницу между «здесь и там». По-нашему это коммуналка. У нас бы называли так. Но от нашей коммуналки она отличается тем, что туда подбирают людей по общему принципу. То есть в одной «вэгэ» – комнаты, где живут с маленькими детьми. В другой – где только с кошками. В третью с кошками ни в коем случае не возьмут, а только с собаками. В четвёртой – только «жаворонки», в пятой – только «совы». И люди живут вместе, как им нравится.

А в шестой – те, кому нравится дым от шашлыка.

– Наверное, существует и с дымом от шашлыка. Я живу в Аугсбурге – это 2000-летний город. Самый крупный, кстати, владелец леса в Германии. И один из самых зелёных городов в Европе. И, по-моему, самый зелёный город в Баварии. Так там шашлык настолько повсюду, что когда я снимал квартиру, мне моя владелица сказала (если по-русски, жил я на третьем этаже, а по-немецки – на втором), что я имею право жарить шашлык на балконе, но не чаще, чем раз в неделю. Когда я уточнил, на газовой или электрической плите, она сказала – нет, нет, настоящий шашлык можно делать. Потому что есть балконы. И это очень хорошая идея, жаль, что её нет в России…

Вернёмся всё же на улицу Рубинштейна. Есть ли способ решения таких конфликтов, когда значительное количество постоянного жилого населения квартала выступает против коммерции, осевшей на первых этажах?

– Есть. Но универсального способа нет.

Какие есть варианты?

– Например, в Лондоне долгое время существовал закон последнего звонка в пабах. Паб – это всегда шумно. И там запрещено курить, поэтому курят на улицах. Без пяти десять вечера удар гонга или ложечкой по чашечке: «Последний глоток, джентльмены!» В десять закрывались все пабы. Очень спорили с тем, как с этим быть. Одни говорили, что это плохо, потому что люди, зная, что в десять закроется, в спешке дико нажираются; другие возражали, что если сделать до часу ночи, они всё равно нажрутся ещё больше. Что в итоге сделали? Всё решает муниципальный совет района. Муниципальный совет решает, давать ли разрешение тому или иному пабу и когда им закрываться. Могут не дать, например, право торговать алкоголем. Решив, что тут и так слишком много распивочных. Есть, например, Хокстон, где ночная жизнь кипит…

Извини, спрошу банальность, совет – выборный орган?

– Да, конечно. В Германии существует закон «ночного времени». Это значит, что в 22.00 наступает тотальная тишина. Вы не имеете права шуметь. Я просто интересовался, потому что у нас в доме напротив устраивали дискотеки. Мне все говорили: «Звони сразу в полицию». И я такой: ну там же никого не убили, просто музыка играет громко, и я не могу спать с открытым окном. «Звони в полицию!»

Полиция в Германии – тоже местный орган власти, который защищает твои интересы, поэтому ты имеешь полное право позвонить туда даже по таким вопросам. Подпункт: а как быть, если к тебе приехали друзья и вы отмечаете десятилетие выпуска из университета? Очень просто. Ты обнаруживаешь однажды у себя перед дверью коробку конфет, бутылку игристого вина и записочку: «Дорогие соседи и соседки, у нас тут собирается вечеринка. Мы очень просим вас понять, принять этот маленький подарок и иметь в виду, что через месяц (!) в одну из суббот у нас тут будет шумно…»

То есть действует то самое местное самоуправление, о котором мы с тобой столько спорили…

– Ещё как действует! Но в Германии – в отличие от улицы Рубинштейна – у каждого дома есть свой владелец. И не может быть такого, чтобы он отдал первый этаж под заведение, которое вступает в конфликт с жителями.

Я  напомню, как всё это у нас сложилось. Примерно в середине «нулевых» значительной частью подвалов и чердаков владел Смольный, и масса таких помещений была либо продана по инвестиционным договорам, либо передана в долгосрочную аренду. Жильцов не спрашивали. Сейчас некоторые такие сделки оспариваются, некоторые помещения возвращают в коллективную собственность, в ТСЖ. Тоже схема кривоватая, но хоть что-то. Но основная часть спорных, скандальных помещений законно (по тем временам) передана в частную собственность.

– Значит, собственник должен быть у дома.

Нет одного собственника. Есть коллективный.

– У нас, кажется, есть всё же какие-то депутаты, есть Госдума. Я вот пока знаю только о Хованской, которая запрещает иметь хостелы в жилых домах. Нужно действовать через депутатов. Нужно принимать закон: ну нельзя допускать такого, чтобы у дома были разные собственники.  

Есть и другой вариант, американский. В США хороший район может стать плохим. В таком случае старожилы переезжают в другой район. Я ж говорю, в мире нет универсального ответа.

В романе Слоуна Уилсона «Мужчина в сером фланелевом костюме» речь идёт о том, что происходило с огромными участками после войны в Нью-Джерси, на другом берегу Гудзона в Нью-Йорке. Когда хозяева больших старых поместий уже не могли их содержать или они просто умирали. Внук таких стариков вступил в наследство, и он такой Лопахин, хочет разделить землю на маленькие кусочки под семейное строительство. Местный совет говорит: «О’кей, мы пойдём на это, но только при одном условии. Если вы пролоббируете строительство школы, церкви и какого-то развлекательного центра. Только на этом условии». То есть это опять переговоры на уровне совета и владельцев. И я знаю такие истории, где старики не позволяют дробить большие участки. Но молодёжь оттуда бежит.

В среднем гражданин Америки переезжает за жизнь 7,5 раз, а россиянин – едва ли полтора. И что: прийти к Алисе Бруновне и сказать: «Алиса Бруновна, не желаете ли переехать к лесу?»  

– Это лишь вариант решения. И Алиса Бруновна может сама принять решение, что пора переехать, а квартиру, например, сдать.

Это означает, что жители проиграли свою войну.

– Почему? Если Алиса Бруновна переезжает, например, поближе к театру, на Крестовский остров – она выигрывает. У меня была такая ситуация, когда исчезла потребность в содержании дорогой петербургской квартиры. Ты её сдаёшь и переезжаешь в другое место.

Давай примем за основу: у нас пока нет эффективного местного самоуправления. Все основные решения принимаются в Смольном, муниципалы занимаются лавочками и организацией досуга пенсионеров. Даже там умудряются воровать, но значимые вопросы не решают. В отсутствие местного самоуправления какой способ борьбы остаётся эффективным для жильцов? Кроме как уехать. Уехать – это понятно, логика экономики. 

Но боюсь, что за последние годы качество жилья на Рубинштейна сильно упало вместе с ценами.

– Возможно. Но для москвича, который приезжает потусоваться месясочек во время белых ночей это неважно, и он готов платить хорошую цену. Не бывает жилья абстрактно хорошего и абстрактно плохого. То, что конкретно плохо для нас с тобой в Петербурге, – счастье для семьи беженцев. Или как расселялись у нас коммуналки, например?

Давай, я подкину тебе пару цифр для размышлений. Формат – апартаменты. Естественно, они в большей степени предназначены для снимающих. В Москве в продажу выставлено 9700 апартаментов, в Петербурге – 11 700.

– Ну, правильно. Видимо, игра на опережение, результат предстоящего прикрытия хостелов, насколько я понимаю, и эти комнаты начали продаваться…

Попробуем посмотреть немного шире. Конфликт жителей на Рубинштейна с рестораторами не единственный в большом городе. Есть ещё пешеходы и автомобили, автомобили и велосипедисты…

– В Германии, например, меня реально потрясло, что число знаменитых немецких дорог, включая автобаны, это вот такусенькая капелюшечка по сравнению с протяжённостью велодорог. Во что, живя в России, невозможно поверить. У нас в Германии автомобилисты поражены в правах. Я долго не мог понять, что в немецком пейзаже вот такой бальзам на душу. А потом понял – там нет автомобилей! Вообще. Автомобиль не имеет право въехать в лес. Автомобиль не имеет право подъехать к озеру. Не может подъехать на альпийскую лужайку. Они должны остановиться где-то там поодаль. Зато велосипедистам – дорога абсолютно всюду.

Например, главная улица – Максимилианштрассе – естественно, замощена булыжником, старая улица – знаешь, как там отделены велодорожки? Булыжник заполирован. Для велосипедистов он гладкий. А вот машины – пусть подпрыгивают либо пусть объезжают. Вот тебе пример: велосипедисты всегда имеют преимущество по отношению к автомобилю.

Я боюсь, что твоё погружение в западную цивилизацию…

– ...приведёт к тому, что я уже не вынырну на нашей половине. Ловите момент.

Те пузыри, которые ты пускаешь здесь, очень симпатичны и эстетически привлекательны, но бесполезны.

– Наших там всё больше.

Вернёмся к теме. Есть конфликты, заложенные в ткань города. Есть замечательные наши урбанисты, которые устраивают форумы, слушают европейских знаменитостей. Недавно на форуме обсуждали: мы будем платить за повышенный комфорт повышенной же плотностью городов и отказом от автомобилей.

– Я первый раз выехал за границу в Голландию. Это был конец 80-х. И меня потрясло, что мы стояли полтора часа в пробке. Это было что-то ужасное. Но это всё исчезло! Больше нет этих безумных рычащих пробок, автомобиль сегодня только для междугородних поездок. Но общественный транспорт организован.

Я езжу в общественном транспорте по Питеру и вижу, что в автобусах появились электронные табло, и ты понимаешь, какая следующая остановка. Там очень смешно говорят по-английски. Но это есть. Плохо, в автобусах нет USB-зарядок… Нет ничего для инвалидов и так далее. Тем не менее это входит в обиход, пусть и очень медленно. Но всё равно здесь будет так же. Всё равно будут велосипедисты, всё равно будут леса. Всё равно Невский придётся сузить до двух полос и превратить в цветущий бульвар. Всё равно придётся строить гаражи на окраинах, чтобы люди могли доезжать до них на общественном транспорте и дальше ехать за город. IKEA, например, научилась строить огромные паркинги. Там нет проблем с парковкой…

Наверное. Но вернёмся на улицу Рубинштейна. Эффективнее пытаться договориться на местном уровне с рестораторами или перекрыть улицу пару раз, гуляя с одного тротуара на другой?

– Нет универсальных ответов. Всегда лучше попробовать договориться. Но переговоры успешны только в одном случае: если они действуют по системе вин-вин. Если в результате принятого решения  у рестораторов больше денег, а у жителей больше тишины. Это раз. Поэтому иногда нужно и перекрыть. Жители имеют полное право. Абсолютно. И второе: то, что я просто понимаю, Рубинштейна надо делать пешеходной улицей. На самом деле здесь три стороны. Есть жильцы. Есть, к сожалению, единственная власть – централизованная и не слишком эффективная (это Смольный). И есть владельцы бизнеса. Хотя, кстати, есть ещё и четвёртая сторона – это туристы, которые оставляют немало денег в Петербурге.

Ну, вот Венеция уже борется с туристами. Рим. Барселона. Это такой мировой тренд? Не нужно нам столько приезжих?

– Да. Я писал один текст – специально был посажен на самолёт и направлен в Венецию, жил в четырёхзвёздочном отеле, чтобы мне показали, как в Венеции борются с туристами. На самом деле, Венеция сдохнет без туристов. Но, конечно, Петербург переполнен туристами. Я когда вожу экскурсии по Питеру, всегда показываю один тайный маршрут – дублёр Невского проспекта, дворами. В ясный погожий день, когда группки китайских туристов по два-три миллиона выходят на Невский, ты опоздаешь на поезд гарантированно. Это если идёшь от Литейного по проспекту к площади Восстания. Дворами это ещё можно сделать. Петербург, что называется, переполнен. И проблема ещё одна – это единственный в стране город, куда имеет смысл поехать на каникулы. Проблема России: некуда ещё поехать. Тюмень ничем не отличается от города Иваново. Петербург – это единственное, что стоит посмотреть…  

NSP благодарит партнёра программы – УК «Лидер Групп», а также сотрудников ресторана «Этаж 41» за утренний кофе. И приглашает наших пользователей и читателей посетить это уникальное место: если уж не пообедать, то полюбоваться прекрасными видами.

Все видеосюжеты программы на сайте NSP.RU

 Подписывайтесь на YouTube канал «Недвижимость Петербурга» 

Беседовал Дмитрий Синочкин, шеф-редактор газеты «Недвижимость и строительство Петербурга»