НАШ ЦИТАТНИК: «Мы сейчас видим возвращение к уровню первого квартала этого года, когда рынок еще не был так разогрет. По семейной ипотеке по итогам 2024-го может быть предоставлено 2,2 трлн рублей, что в целом сопоставимо с результатами прошлого года...» Эльвира Набиуллина

23 ноября, 14:59

У нас особые требования к качеству работы

31 марта 2008 в 06:00

Институт проблем предпринимательства входит в число успешных и наиболее солидных консалтинговых фирм. В кабинете Владимира Романовского, руководителя и создателя ИПП, на спинке стула висит милицейский китель со скромными лейтенантскими погонами. Довольно нетривиальная деталь интерьера.

Романовский Владимир Борисович
Романовский Владимир Борисович
директор
Институт проблем предпринимательства

Институт проблем предпринимательства входит в число успешных и наиболее солидных консалтинговых фирм. В кабинете Владимира Романовского, руководителя и создателя ИПП, на спинке стула висит милицейский китель со скромными лейтенантскими погонами. Довольно нетривиальная деталь интерьера.

– Как вас занесло в милицию?

– Учился в школе, был в сборной города по вольной борьбе. Получил высшее юридическое образование и, не отслужив в армии, работал следователем в родном Петроградском районе.

– Какие-то воспоминания об этом периоде жизни остались?

– Больше вспоминаются не конкретные случаи, а люди. Сначала, когда уволился, было такое ощущение, что я несколько лет жизни потратил ни на что. Особенно когда встречался с бывшими сокурсниками. Они говорили: «Володя, пока ты там ерундой занимался, мы тут уже бизнес делали». Потом я свою позицию пересмотрел.

– И что вас побудило перейти в консалтинговый бизнес?

– Работал юристом на очень скромных условиях, потихоньку набирал форму. Трудился по 13-18 часов в сутки. У меня сформировалась группа клиентов. В какой-то момент они нажали на меня, сказали: «Нужно регистрировать фирму». И я зарегистрировал компанию — ИПП (Институт проблем предпринимательства).

– Эти клиенты до сих пор с вами?

– Да. Например, компания Babylon — оптовая торговля, недвижимость, рекламный бизнес…

– То есть ваша фирма вырастала из юридического набора услуг?

– Да. Мы занимались конфликтами. Большая часть работы была посвящена поддержке коммерсантов в случаях необоснованных претензий со стороны государства: налоговой, милиции и проч.

– Сейчас ситуация изменилась…

– Если раньше мы исходили из того, что изначально права частная компания, то сейчас мы видим нашу миссию шире и понимаем, что есть общественные интересы. Которые не всегда совпадают с интересами как государства, так и частной компании. У нас существуют стандарты приема — неприема заказов и клиентов.

– Можете отказать?

– Да, например, когда в бизнесе заложена противоправная цель. К примеру, финансовую пирамиду, как ее ни построй, мы обслуживать не будем. Хотя она может быть вполне законной. Но мы знаем, чем это заканчивается.

– А средства?

– Средства корректируются. Мы искренне уверены в том, что любая бизнес-задача может и должна решаться правовыми средствами. И если клиент неверно выбрал методы ведения дел, то наша задача — переформатировать его бизнес в правовое поле. Это всем выгоднее, на самом деле. А вот если цель «левая»…

Мы занимались юридическим сопровождением. Потом ко мне обратились с просьбой провести аудит… Я сказал, что ничего не знаю. Мне говорят: «Надо узнать». Строили очень жестко. Конечно, можно было отказаться. Но тогда потерял бы клиентов.

– А стартовый капитал?

– Для нашего бизнеса не нужен первоначальный капитал. На старте я работал в квартире папы на его печатной машинке. Потом мне за счет клиентов снимали 10-метровые комнаты в бизнес-центре, затем переехали в полуподвал в Петроградском районе. И когда ко мне приходит человек и говорит: «Я тоже решил пойти в консалтинг, мне нужно 40 000 долларов, и я начну», — я отвечаю: «А на что 40 000? Офис купить? А вдруг у тебя бизнес не пойдет? Попробуй сначала…»

– Но сейчас-то у вас офис неплохой. Давно здесь?

– Мы его купили пять лет назад. Это было здание Института железнодорожных войск. Продавали московские инвесторы — через Фонд имущества.

– Сколько человек работают у вас?

– В петербургском офисе — 250.

– Планируете расширяться? Выходить на международный уровень?

– На международный уровень — пока нет. Наша цель — адаптация бизнеса в российской деловой и экономической среде. Мы специалисты по условиям работы здесь, а не вообще. Основной фронт-офис (продажи) — в Москве…

– Административный ресурс до сих пор имеет силу?

– У меня есть конкурент, который занимается тем же, чем и мы. У него важный козырь — хорошие контакты с чиновниками. У нас никаких особых контактов нет и никогда не было. Главный наш контактный ресурс — частные структуры. Они по своей сути более устойчивы. Чиновники приходят и уходят — бизнес остается.

Мы — сервис. Очень многие наши клиенты строят работу с нами не просто на уровне «работу сделали — денег заплатил», а как партнеры. Поменяется чиновник в министерстве — коммерсанты все равно будут работать с министерством, кто бы его ни возглавлял. Мы в качестве приоритета выбрали рынок. И поскольку вот уже несколько лет лидируем в нашем виде деятельности на Северо-Западе, я полагаю, что выбор сделали правильный.

– За счет чего держите лидирующие позиции? Какие у вас конкурентные преимущества?

– У нас с самого начала — особые требования к качеству работы. Причем это не было очевидно. Мы одно время пытались создать потоковую систему работы (параллельно с основной), конвейер. Сто пятьдесят заказов на регистрацию в месяц — это 150 потенциальных клиентов на дешевый аудит, на недорогую оценку. И не смогли. Несколько раз пробовали.

– Почему не получилось?

– Не владеем конвейерными технологиями. К каждому заказу подходим с нуля, проверяем, перепроверяем…

– В ИПП есть корпоративные стандарты?

– Да, конечно. У нас даже сертификат ISO есть. Думаю, из всех консультантов в городе он есть только у нас. Но суть, конечно, не в ISO.

Аудит, консалтинг, юридические услуги, оценка и маркетинг — типичный набор. Здесь мы такие же, как все. Но приоритеты меняются почти каждый год. Мы, например, из рынка уголовных дел в свое время ушли. Стали отдавать такие заказы на аутсорсинг дружественной компании. Но в начале прошлого года поняли: этот рынок снова очень актуален.

– Больше стало уголовных дел в отношении предпринимателей?

– Намного эффективнее стали работать правоохранительные органы. Раньше, чтобы осудили, надо было застать преступника с дымящимся пистолетом над теплым трупом, чтобы это видели пять свидетелей и убийца сам признался.

И то не факт, что дело в суде не развалится. Сейчас правоохранительная система работает эффективно, творчески и — даже с учетом всех издержек — в правильном направлении. Мы должны служить противовесом, удерживать ситуацию в правовом русле. Чтобы обеспечивались права и законные интересы наших клиентов. Даже в тех случаях, когда они в чем-то ошиблись.

– А сегодня что считаете главным?

– Оценку. Маркетинг пока не так успешно развивается, это довольно специфичное у нас в стране и не такое высокомаржинальное направление. А оценка и как бизнес успешно развивается. В этой области мы самая крупная компания в России — по итогам 2007 года.

– Без учета «большой четверки»…

– Мы говорим только про российские компании. Тем более что «четверка» не очень-то любит публиковать свою отчетность…

– И при этом они учат нас прозрачности…

– Да, меня всегда это умиляет. Много говорят про открытость, информационное поле… Я про любого из своих россий-ских конкурентов могу узнать больше, чем про некоторые западные сети: входишь в Интернет, и там все есть. В публикациях «Эксперта» — обороты, выручка…

– Ваши отношения, связи, которые сложились за время работы в милиции, как-то помогают сейчас?

– Вы погоны видите? (Показывает на китель.) Думаете, должность старшего лейтенанта в районном отделении прибавляет полезных деловых связей? Разве что в кругу мелких гопников. (Улыбается.)

Но это дает опыт позитивного общения с людьми. Следователь — человек очень зависимый. Он вынужден с множеством людей договариваться: оперативниками, экспертами, фигурантами по делу — и, что самое важное, достигать взаимопонимания.

Один из основных факторов нашего успеха — это очень хорошая команда. Я в моей компании мало чего делаю сам. У меня есть три основные функции. Кадровое строительство. Причем не наем (у нас есть свой рекрутинговый центр, штатные психологи), а рост коллектива. Во-вторых, я занимаюсь продвижением компании как брэнда.

И третье — то, что пафосно можно было бы назвать стратегическим планированием. А поскольку я человек не очень креативный… Я встречаюсь с уймой людей и читаю много профессиональной и околопрофессиональной литературы. Чтобы что-нибудь потом использовать в своем бизнесе.

При этом я не занимаюсь продажей услуг, контролем качества, проектами, финансами…

– Да вы хорошо устроились…

– Просто у меня очень сильная команда.

– Вы владелец бизнеса?

– Совладелец. У меня — 95%, а 5% — у г-жи Мочуловской.

– Вы не собираетесь выпускать акции, размещать IPO?

– Конечно, нет. Нам не нужны чужие деньги. Это маленький бизнес.

– Какие направления вы считаете приоритетными?

– Мы много работаем по энергетике, очень плотно — по рынку недвижимости и строительства: со строительными, девелоперскими, управляющими компаниями. Причем мы занимаемся недвижимостью не только для профессиональных фирм — например, для РАО «ЕЭС». Оценить и урегулировать имущественные титулы, подготовить и сопроводить сделку — для Газпрома, для «Илим Палп», для РЖД… К нам обращаются самые разные компании.

– В последнее время строители озаботились отчетностью по МСФО, размещают облигации, раскрывают информацию о себе. Это мода или тенденция?

– Это очень серьезное направление работы. Это тенденция, и она будет усиливаться. Мы в этой части, безусловно, лидеры локального (северо-западного) рынка…

Сегодня, к примеру, приходили представители группы компаний. Они нуждаются в стратегическом инвесторе. Им нужно консолидировать отчетность, привести ее в соответствие с международными стандартами, организовать аудиторскую проверку, привести в норму корпоративные документы (в том числе — для получения международного сертификата ISO)…

В конечном счете — оценить бизнес и ту его часть, которую они собираются продать. Все вместе — это комплекс услуг, направленный на повышение капитализации компании.

При этом задача повысить прозрачность противоречит экономической безопасности — с защищенностью активов. Это интересный заказ.

Причем мы будем выполнять его по частям — чтобы в любой момент заказчик мог остановить ситуацию и, допустим, поменять консультанта.

– Такое бывает?

– Редко. Но мы всегда должны быть к этому готовы.

– Крупные западные компании с известными брэндами конкурируют с российскими консультантами?

– Это совсем разные рыночные ниши. Мы им не конкуренты и никогда ими не будем. Мы продаем совсем разные продукты.

Международный аудит — это часть входного билета на мировые фондовые рынки. Моя печать не стоит ничего. Стоит работа.

– Из наших компаний кого вы считаете реальными конкурентами?

– По разным услугам разные. В сфере оценки в Питере выделяются «Аверс» и ЛАИР. У ЛАИРа потрясающая система продаж. Михаил Зельдин, руководитель группы «Аверс», — очень талантливый бизнесмен. У нас хорошие личные отношения — как и с большинством основных конкурентов.

По аудиту и управленческому консалтингу есть суперкомпания — холдинг МКД. Юрий Воропаев — мой друг и злейший конкурент. Если с утра снимаешь трубку, а оттуда доносится ненормативная лексика — значит, мы опять выиграли какой-то тендер… До определенного времени сильным конкурентом был «Балт-Аудит-Эксперт».

– Как вы воспринимаете последние непонятности в законодательстве — вроде бы опять саморегулирование в аудите откладывается?

– Я всегда был за сохранение госрегулирования в аудите и оценке. Есть виды деятельности, которые являются, по сути, приложением к государственной лицензии. Это оценка, аудит и нотариат.

Написать аудиторское заключение, заключение по оценке или удостоверить, что сделка произошла при тебе, может любой человек, если у него есть образец. Именно поэтому должна быть очень жесткая система регулирования и проверки. Поймите, наши худшие враги — это не «Юникон» или КПМГ, это аудиторские лавки, которые по почте высылают заключение об аудите. Это ведь реальность!

– Вопрос в том, что нужно клиенту — «шашечки» или ехать. Ваши клиенты — те, кому аудит нужен на самом деле?

– И да и нет. Прошли лихие 1990-е, когда мы думали, что рынок сам все отрегулирует. На Западе начинается стройка — застрахованы каждый рабочий, каждый кран, сама стройка, проект, и никто не спрашивает, хочешь ты этого или нет: тебе просто не дадут по-другому работать. Действует принуждение к некоторым процедурам, охраняющим общественный интерес.

Консультантом может быть один человек, и лицензия ему не нужна. Но аудитор выдает бумагу, которой должны верить сотни, а иногда и сотни тысяч людей.

При этом я не стремлюсь к тому, чтобы мое заключение воспринималось как истина в последней инстанции. Я всего лишь эксперт, консультант. Исходя из своего опыта и знаний мы выдаем рекомендации. А вы можете ими пользоваться. Или нет.

– Если вы в ходе проверки фирмы сталкиваетесь с фактами очевидных правонарушений — вы обязаны сообщать об этом правоохранительным органам?

– Конечно.

– А сообщаете? Или блюдете медицинскую тайну — как врач относительно диагноза?

– Я же сказал — мы обязаны…

– У вас профессионально поставлена работа по экономической безопасности? Бумаги, с которыми вы работаете, для многих представляют большой интерес…

– У нас есть лицензия на работу в сфере государственной тайны. Эта работа требует времени, внимания и последовательности. Тут главное — не спятить на режиме безопасности, не впасть в паранойю. Четко очерчивать, что является коммерческой тайной. Иногда — не брать в офис определенные документы. Пусть лучше лежат у заказчика. Понимать, в ходе каких процедур, кто и как получит доступ к определенному объему информации...

– Главные носители информации — люди. У вас большая текучесть кадров?

– Большая. Но для нашего вида бизнеса она маленькая. Каждый консультант — носитель представления о собственной рыночной стоимости. Они вправе искать… Уходят. Иногда просятся обратно.

– Берете?

– Нет. Никогда. По каким бы причинам специалист ни уходил. Чтобы не было у человека такого ощущения: вот погуляю, потом вернусь назад…

– Социальный пакет есть в вашей фирме?

– Я даже слов таких не знаю. У нас военизированная система. Принимая на работу, предупреждаем: КЗОТ отменен в 1992 году. (Смеется.)

– Чем же вы удерживаете людей? Высокими зарплатами?

– Нет зарплаты, выше которой не было бы зарплаты… Потом: если мне нужно 20 финансовых аналитиков, то крупному строительному холдингу — один, и он положит зарплату в пять раз больше, тут мы с ним не конкуренты. Уведет по-любому.

Мы стараемся следить за рынком труда. И много работаем с кадрами. Рассказываем о перспективах, о том, какой бизнес собираемся построить…

– Это вместо социального пакета?

– Вместо.

– И это убеждает, и они остаются работать на впятеро низшей зарплате?

– Консультанты — вменяемые люди. Они могут оценить, как мы их «лечим» и соответствует ли это действительности. Оценить перспективы.

– Ваши отношения с кадрами формализованы?

– Есть формальная и есть неформальная части. У нас, к примеру, запрещено обращение на «вы»…

– Почему вдруг?

– Ну, я так привык в милиции.

– А сотрудники привыкли?

– Правила должны соблюдаться.

– Если сотруднику, к примеру, понадобится беспроцентная ссуда — дадите?

– Конечно, нет. Мы же не кредитное учреждение. Зато у нас очень хорошие отношения с несколькими крупными банками.

– Получается, ваша фирма — такой аналог военизированного подразделения.

– Ничего подобного. Уйти из фирмы не просто, а очень просто. Две недели на передачу дел, позитивная запись в трудовой книжке — и свободен. Мы не ставим под сомнение право человека выбирать место ра-боты…

– Вы проводите вместе уик-энды, выходные? У вас бывают корпоративные выезды?

– Сейчас — реже. Вот Новый год — мероприятие полного цикла, когда снимаем ресторан на всю ночь. 23 февраля, 8 марта — локально, но всегда весело… А вот отделу оценки приспичило в полном составе съездить в Чехию… Отдохнуть.

– За свой счет?

– Частично.

– То есть вы сами собой представляете профсоюз?

– Незыблемый принцип управления нашей компанией — административный произвол. (Улыбается.)

– Сколько у вас заместителей?

– Сейчас — десять. Право финансовой подписи — у двух.

– Но личный лифт вы заводить не собираетесь?

– Нет, у нас демократия.

– У вас большая семья?

– У меня сын, две дочки — своя и приемная, есть внучка... Квартира в центре города… Я абсолютно городской человек.

– Чем заполнено ваше свободное время?

– Частично — дети, потом — физкультура. Я преподавал ушу, когда-то зарабатывал этим. Спорт — это когда серьезная физическая нагрузка — два раза в день. Все остальное — это уже физкультура. Сейчас я занимаюсь физкультурой. Поддерживаю форму. Есть зал, в который постоянно хожу. Раз в месяц со старыми друзьями по секции вольной борьбы играем в регбол: «вольники» против команды таэквондистов. Это такой адреналин!

– Вы светский человек?

– Я не очень понимаю, что это такое… Конечно, я посещаю презентационные мероприятия — в той степени, в какой это нужно для работы.

– У вас есть джентльменский набор бизнесмена — престижная машина, к примеру?

– У меня «лексус», но вообще-то я равнодушен к технике.

– Вы себя ощущаете состоятельным человеком?

– Нет, что вы. Я очень беден. (Улыбается.) Я бы хотел зарабатывать больше, чем сейчас, но не могу сказать, что попасть в список Forbes — моя главная бизнес-задача.

– А какая — главная?

– Создать компанию с более серьезным потенциалом, чем сейчас. Мало о чем я думаю больше, чем о моей фирме и о моих детях. В итоге это, конечно, упрется в долю рынка, в суммы оборота… При всем том я не хотел бы, скажем, в городе быть в десять раз больше всех. Я хочу быть одним из. Но лучшим.

– Как ваши дети воспринимают ваш бизнес?

– У дочек — совершенно другая сфера интересов. Одна больше всего любит фотографию, другая занимается психологией… Если говорить о преемственности, одна надежда — на сына.

– Кроме спорта чем заполнено ваше время?

– По старой памяти почитываю книжки. Если честно — читаю мало. Хотя это для меня важно.

Еще — люблю драматический театр. Сходил на «Интимную жизнь» с Боярским, посмотрел «День радио» — получил огромное удовольствие. Ленком недавно привозил спектакль «Свои люди — сочтемся». Мне это нравится, нравится атмосфера.

– Вы себя относите к среднему классу?

– Да, конечно. К верхней его части, быть может.

– Круг чтения?

– Ну, я прочел Сергея Минаева — несколько книжек. Не потому что это высокая литература — мне просто понравилась тема. Я же общаюсь с «манагерами» московских компаний… Формируется некая офисная субкультура. Я от нее далек, но это полезное чтение.

– А для себя?

– Я перечитывал Хагакурэ — «Сокрытое в листве». Это очень известный комментарий к бусидо. Как должен жить и вести себя мужчина.

– Вы применяете восточные практики?

– Я атеист, но если говорить о том, что какие-то мысли мне близки, — это дзен.

– И что означает «хлопок одной ладони»?

– Мне больше нравится другая история. «Если на ладони нет раны — в ней можно нести яд», — сказано в Дхаммападе. Как ранится ладонь? Как человек сопереживает? Кто-то получает эту рану. И яд внешнего воздействия, яд, разлитый вокруг, впитывается в нас. Но я не буддист и не считаю, что недеяние — благо…

«НП» досье Владимир Романовский родился 23 января 1964 года в Ленинграде. В 1986-м закончил юридический факультет ЛГУ им. А.А. Жданова. Работал следователем в органах внутренних дел Ленинграда и Ленинградской области. Во время службы прошел офицерскую подготовку в Высшей следственной школе МВД. С 1989-го — юрист в коммерческих организациях. В 2004 году назван лучшим менеджером рынка аудита и консалтинга Петербурга. Институт проблем предпринимательства (ИПП) создан в 1992 году, с 1997-го является крупнейшей консалтинговой компанией Северо-Запада и одной из ведущих фирм России. С 2000 года представительство ИПП работает в Москве. С 2004-го ИПП входит в состав крупнейших международных аудиторских сетей Kreston International. По итогам 2007-го в сфере оценочной деятельности занимает в рейтинге журнала «Эксперт» первое место по России.