У меня энергетический фон ярко выражен

Почему петербургский небоскреб один из самых сложных в мире по конструктиву? Что такое женский стиль руководства на стройке? И для чего всем нужно разбираться в математике? Об этом мы беседуем с директором по строительству «Лахта-центра» Еленой Морозовой.

– Чем стройплощадка в Лахте особенная, кроме рекордной для города высотной отметки?

– Мы уже всю Европу заинтриговали. Там тоже, конечно, небоскребы строят, но в самой высокой башне — 309 метров, а у нас будет 462. Хотя это даже не главное. Во всем мире вряд ли найдется высотное здание, более сложное по конструктиву. Мы уж если оригинальничаем, то делаем это по полной программе. Башня скрученная, что само по себе не ново, однако у нас она будет поворачиваться постоянно: каждый этаж — три градуса. При этом перекрытия не сплошные, а разрезаны на пять «лепестков», чтобы обеспечить форму цветка, и сужаются в верхней части здания.

В результате получается такая презабавнейшая история: инженер, которому я поручила подготовить спецификацию металлических конструкций, во всей башне отыскал только две одинаковые балки, а элементов таких больше 189 000.

Из-за того, что здание постоянно скручивается, нельзя, к примеру, использовать приставной башенный кран. И таких нюансов уйма. Фундаменты нужны особенно могучие, чтобы обеспечить небоскребу абсолютную устойчивость при той самой животрепещущей форме, которую все видели на картинках.

– На сколько метров вы заглубляетесь?

– Нижняя отметка фундамента — минус 17 метров. Сваи (их 264 штуки) уходят на глубину 72,5–82,5 м и составляют в диаметре два метра. Толщина нижней фундаментной плиты — 3,6 метра, ее объем — около 22 000 кубометров. А есть еще верхняя плита и промежуточное перекрытие. Толщина ядра — полтора метра, от него расходятся радиальные стены, так называемые траверсы (по два метра толщиной каждый), которые упираются во внешние границы фундамента. Получается сложная перепончатая структура, некий барабан-пятигранник.

Под многофункциональным комплексом, примыкающим к небоскребу, длина фундаментной плиты составит 320 метров. Это как если положить на бок нашу городскую телебашню. Кстати, здание МФК, на мой взгляд, даже сложнее с конструктивной точки зрения, чем башня. На общем основании нужно разместить два корпуса-«бумеранга», которые в противофазе меняют высотность от 8 до 16 этажей и при этом имеют общую остекленную кровлю, так что образуется крытый двор и внутриатриумное пространство. Связать несвязуемое — не самая простая задача.

– В общем, впереди все самое интересное…

– Я бы даже сказала, что впереди самое страшное (смеется). Отдельный вопрос — инженерная «начинка», которая должна обеспечить бесперебойную работу всех систем «Лахта-центра», например создать идеальный климат в башне, где окна открываться не будут.

– А почему не будут?

– Довольно трудно открыть, а главное — закрыть окно площадью 12 квадратных метров. Поэтому вентиляция будет организована в том числе и через наружные несущие колонны. В итоге какую задачку ни возьми, к ней еще штук пять дополнительных цепляются, с которыми надо разобраться, чтобы решить первую. Такое вот сложное интегральное уравнение получается.

Главная проблема — обеспечить качество при совершенно сумасшедшем темпе работ. Мы уже закончили свайное поле и стену в грунте, сейчас завершаем распорную систему котлована башни. Приступили к свайному основанию многофункционального здания и начинаем свайное поле стилобата. Всего получается чуть меньше 2000 свай трех разных диаметров. Весной, надеюсь, их закончим.

– Стройка идет круглосуточно?

– Да, у нас нет другого выхода. Жаль, что в Петербурге не используется вахтовый метод, весьма распространенный в России. На мой взгляд, он очень эффективен. Народ у нас не слишком организованный, потому что талантливый, а на стройке это иногда сильно мешает. Человека, которому объяснили, что конкретно надо сделать, выпускать с площадки нельзя, иначе он через день улучшит идею до полной неузнаваемости и придется все переделывать.

– Очевидно, что проект, который вы сейчас реализуете, станет пиком карьеры. Или надо на какую-нибудь грандиозную электростанцию переключаться…

– ГЭС — все же типовое сооружение. Без архитектурных изысков, мешающих производственному процессу.

Конечно, я понимаю, что это карьерный пик и, наверное, ничего более сложного в своей жизни строить уже не буду, но у меня нет времени и желания заниматься рефлексией. На меня возложили огромную ответственность, и я ее порой с дрожью в коленках несу.

Недавно ваш коллега-журналист спрашивал, горжусь ли я тем, что руковожу этой суперстройкой. Точно нет. В таком проекте невозможно определить роль личности, все решает команда, а возникающих вопросов несоизмеримо больше, чем ответов. Причем в самых разных плоскостях, выходящих далеко за рамки строительного процесса.

– Не люблю задавать гендерные вопросы, но никак от них не уйти. Удивляются люди, что такую стройку возглавляет дама?

– Люди удивляются, когда дама возглавляет любую стройку. И более того, я с ними согласна. Строительство — дело сверхответственное, сложное и не женское. Я, честно говоря, заниматься им и не собиралась.

Почему меня назначили — вопрос к руководству компании. Дело, наверное, в том, что у меня, кроме практического опыта, энергетический фон ярко выраженный, а на таких объектах нужен паровоз, который вперед летит.

У меня же было два основных мотива для входа в проект. Во‑первых, мне — вразрез с общественным мнением — всегда хотелось, чтобы нечто совершенно необычное появилось в Петербурге. Поэтому я обеими руками была за стройку на Охте. Как все нормальные люди, я люблю наш ритмичный центр и его архитектурную целостность, но, по-моему, наш унылый по причине климата город надо чем-то взбодрить, обозначить новую перспективу и прогресс.

Во‑вторых, у меня панический страх высоты. Была такая история, когда при сдаче семиэтажного объекта я, начиная с третьего этажа, забиралась наверх на четвереньках. Здесь, наверное, придется разработать некую систему тросов, которые крепились бы к могучему ядру башни, чтобы я безбоязненно выполняла служебные обязанности. Тем более выбора у меня нет. Радует, что 86 этажей будут расти постепенно, и я, видимо, привыкну со временем.

– Так вот для чего, на самом деле, вам нужен этот проект…

– Мне лично — да. Победить собственные страхи. А для этого надо повернуться к ним лицом, как в мультике про Ухти-Тухти. Раз взялась, значит сделаю.

– То есть строительством вы заниматься не планировали. А кем собирались стать?

– Я закончила 366‑ю математическую школу в Московском районе, базовую при ЛИАПе, но документы подала еще в Политех, ЛЭТИ и Финэк. Экономический вуз возник потому, что папа мой ходил в море, и меня, слушавшую его рассказы, с детства тянуло за границу. Причем не по меркантильным соображениям, а из любопытства. И вот я стала выяснять, где есть специальность «Международные отношения».

Оказалось, что существует она в Петербурге в Университете и в Финэке. Правда, в 1991‑м выпускников ни там, ни там еще не было, поэтому, чем чревата авантюра, судить было трудно. К своему удивлению, я поступила. Причем, когда забирала оригинал аттестата из ЛИАПа, мне его не отдавали и корили, что меняю настоящую высшую школу на заштатное ПТУ для бухгалтеров.

В результате я выучила два языка, получила экономическое образование и защитила кандидатскую на кафедре Экономической теории и мировой экономики. Но как раз когда писала диссертацию, меня позвали в генподрядную организацию. Моим потенциальным работодателям я честно рекомендовала меня не брать, а пригласить выпускника технического вуза. Потому как я, конечно, тогда знала, что дом состоит из фундамента, крыши и стен, но вот каким бывает фундамент, уже не представляла.

Тем не менее на работу приняли сразу, и пришлось бесконечно заниматься самообразованием. Читала книжки, допрашивала всех опытных сотрудников, особенно тех, кому уже было за 50. Как только видела, что они собрались в курилку, я следом. Так привычка к курению с тех пор и закрепилась.

В генподрядной компании «СТЭП» проработала три года, собиралась уже поменять профессиональный вектор и вернуться в финансы, но тут мне предложили перейти в холдинг «Веда», чтобы в качестве руководителя проекта заняться строительством сложного и интересного по тем временам бизнес-центра на Петроградской набережной. Потом я возглавила специально созданное управление инвестиционных проектов.

Они множились, и на момент гибели главы «Веды» Кирилла Рогозина девелоперских проектов у холдинга было уже 23, включая жилье, общественно-деловую застройку и «яму» у Московского вокзала. По понятным причинам партнеры и наследники стали распродавать активы, а я сосредоточилась на проектах планировки территории ОАО «Цветы» — там было более 1000 га земель. За год до этого как раз приняли Градостроительный кодекс, и перевод участков с/х использования в другие категории только начинался.

Потом был завод Климова, строительство которого убедили возглавить друзья, а летом 2011‑го случайно встретилась с Александром Артуровичем Бобковым (исполнительным директором ОДЦ «Охта», — «НП»), и он предложил заняться проектом «Лахта-центра».

– Получается, никаких особых усилий, чтобы выстроить карьеру, вы не предпринимаете…

– Честно говоря, нет. В каком-то смысле все происходит случайно…

– Что в вашей работе самое сложное?

– В этой работе, как и в любой другой, очень трудно найти единомышленников. Людей, которые пользовались бы теми же логическими построениями, что и ты, стремились к тому же результату. Но это глобальная трудность.

– Работа занимает все время или что-то на себя все же остается?

– Голова практически не разгружается. Одни люди умеют расслабляться, а другие — нет. Я, скорее, отношусь ко второй категории. Всем подрядчикам сообщила, что телефон у меня включен круглые сутки — на всякий экстренный случай. Не могу сказать, что часто, но бывает, звонят и ночью.

Я не очень хороший начальник, потому что на меня можно порой задачу перевесить. У меня нет амбиций кем-то руководить, и командным голосом пользуюсь, только если в третий раз повторяю. Хотя недавно руководитель мой сообщил: «По городу поползли слухи, что на стройке свирепствует боярыня Морозова». Надеюсь, пошутил. Не знаю, где он это услышал. До меня такие слухи не доходят.

– И я не удивляюсь почему.

– То есть вы хотите сказать, что у этих людей хорошо развито чувство самосохранения? Не исключено. Но взглянуть на них было бы интересно. Я, к сожалению, перфекционист и хочу, чтобы все было идеально. И чтобы все, по возможности, рассуждали, как и я, или хотя бы имели техническое образование. Именно математика позволяет решать комплексные задачи конкретными методами и обобщать процессы, поскольку любое производство — это матрица. И порой очень нужно отойти на шаг от проблемы, чтобы увидеть ее под другим углом. Тогда и решение само появится.

– Так что все-таки со свободным временем?

– Люблю SPA, путешествую, занимаюсь йогой. При этом ее теоретические основы не изучаю. Если нам, людям, недавно постигшим православие, загрузиться в полном объеме индуистской философией, Ведами и тантрой и переложить все это буддизмом, боюсь, эффект будет непредсказуемым.

Раньше вместе с подругой владела прекрасным конем, благодаря этому примерно полтора года занималась конным спортом. За это время лошадь стала моим любимым животным. Вы только на нее садитесь, а она уже прекрасно понимает, что представляет собой наездник и как с ним можно поступать.

Еще я успела освоить баскетбол, плавание, настольный теннис, горные лыжи… Надеюсь, список не окончательный.

– Путешествуете по какому-то определенному принципу?

– Стараюсь поехать туда, где еще не была. Но поскольку в первый раз в двухнедельном отпуске была в прошлом году, дальние вояжи проблематичны. Поэтому Австралия и Новая Зеландия — пока в мечтах.

– Большому прорабу не хочется построить дом для себя?

– Пока я отремонтировала квартиру. Причем сделала это в очень сжатые сроки — за полгода. Хотя разбирали все, вплоть до перекрытий.

Вопрос о доме я пока отложила. В частности, потому что это тяжелый прорабский труд, и тогда рабочий день на самом деле станет круглосуточным.

– В чем главная польза городу от будущего «Лахта-центра»?

– Я уже говорила о качественном прорыве в области архитектуры и строительных технологий, но самое главное, на мой взгляд, — детский инновационный центр в составе нашего МФК. Это принципиально для города, который всегда славился научным потенциалом.

Наш исполнительный директор и опытный отец говорит: «Если ты все время смотришь в айфон, видишь очень узкую и детерминированную перспективу, а когда сам пытаешься отыскать на небе созвездие — это совсем другая история». Так появляется ощущение расстояния и масштаба. Если его не задать, то и мыслить масштабно не получится. Я за умное будущее.