Архитектура не должна быть под диктатом

Известному петербургскому зодчему Михаилу Мамошину присвоили звание Заслуженного архитектора России. Награду вручил губернатор Георгий Полтавченко. «НП» присоединилась к поздравлениям и решила побеседовать с лауреатом об архитектуре.

– Михаил Александрович, ваше новое звание, приближающийся Новый год — прекрасная точка отсчета для подведения итогов, оценки тенденций и событий, происходящих в архитектуре…
– Если говорить об общемировой тенденции, то приходится констатировать: эпоха мастеров закончилась. Нынешнее время «звезд» породило такие негативные явления, как архитектура «лайков», архитектура провокаций… Это рассчитано на быстрые эмоции, но все дальше и дальше уводит нас от вечного предназначения архитектуры — обеспечивать преемственность ценностей человеческой цивилизации.

– Что вы имеете в виду?
– Переход от чистых геометрических форм, веками сложившихся тектонических систем к дигитальным, абстрактным или аморфным построениям, подражающим природным образованиям, — это не так безобидно. Такие сооружения, наступая на извечную традиционную архитектуру, взламывают законы гравитации, исподволь лишая человека уверенности в незыблемости бытия — пользы, прочности и красоты, говоря словами Витрувия.

– В голову сразу приходят бионические сооружения бюро Захи Хадид, которая не раз повторяла, что ее творчество тесно связано с русским авангардом. Выходит, Россия находится едва ли не у истоков этого процесса?
– Я не раз слушал лекции Захи Хадид в Стамбуле, Лондоне, но честно, так и не понял, при чем тут Малевич. Это какая-то псевдотеория, прорыв в никуда. Мне кажется, что предлагаемые этим бюро построения хороши при создании инфраструктуры, в том числе автобанов. Людей не нужно организовывать, как скоростные автомобильные потоки… Так что русский авангард (супрематизм, в частности) здесь абсолютно ни при чем. Отключение гравитации — это не суть супрематизма. К тому же сколько бы ни говорили, что авангард победил классическую архитектуру, мне кажется, возник он прежде всего от бедности, послереволюционного и послевоенного безденежья первых десятилетий XX века. На традиционную архитектуру средств не было, а затраты на конструктивистские здания были гораздо меньше.

Я бы отметил еще одну неприятную современную тенденцию: работа в дигитальном формате приводит к тому, что проекты одной мастерской сложно отличить от проектов другой. Такой усредненный формат (но без дигитальности) пришел и к нам, в Петербург. Я перестал узнавать индивидуальный почерк коллег, архитектура становится все более обезличенной, и это тревожит. Это началось где-то после 2010-го, когда стали проявляться последствия кризиса и активно стала наступать коммерческая архитектура.

– Что вы называете коммерческой архитектурой?
– Ту, которая полностью подчинена диктату прибыли девелопера и строителей. К сожалению, львиная доля того, что строится в Петербурге частными инвесторами, — это именно такая архитектура. Пробелы в законодательстве привели к тому, что заказчики могут и вовсе обойтись без архитекторов. Лишь когда в строительно-девелоперских головах исчерпан ресурс геометрических представлений, тогда они приглашают профессионалов — подчас только для раскраски фасадов. Это не архитектура! Творческие поиски оптимального архитектурного решения мало кого интересуют. Такого нет нигде в мире. Только в нашей стране жилье проектируют исходя всего из трех параметров: инсоляции, коэффициента использования территории и высотного регламента. Столь дурно понятого прагматизма не было даже в СССР. То, что сегодня строится, во многом — преступление. Заказчики взяли из советских времен идеологию 9–12-этажной застройки и подрастили ее до 25 этажей. Это не полезная для физического и психического здоровья людей архитектура, про эстетику и говорить не приходится.

В таких проектах мы принципиально не участвуем, выбирая лишь те, где инвестор заинтересован в хорошей архитектуре в полном смысле этого слова.

– Вы член Градостроительного совета Петербурга, который, случается, принимает странные решения, одобряя очевидно неудачный проект. А через некоторое время на обсуждение выносят новую, скорректированную версию этого же проекта, и все снова «за», забыв о том, как ратовали за прежнее решение, которое теперь ругают. К примеру, так было с проектом планировки по намывным территориям. И вроде бы никто на членов совета не давит, никто не диктует нужное решение. Не кажется ли вам это странным?
– Давайте оставим вопросы внутрицеховой этики на обсуждение самого цеха. Согласитесь, все-таки хорошо, что Градостроительный совет работает и собирается часто, как никогда прежде. Мы стали получать гораздо больше информации о том, что планируют строить в городе. Кстати, не раз члены совета отправляли заявленные проекты на доработку. Хорошо, что идет публичное обсуждение. Разве было бы лучше без Градсовета? Жаль лишь, что чаще мы рассматриваем преимущественно технические параметры проектов. Образцовые работы с хорошими архитектурными решениями, на которых можно учиться, на совет выносят редко.

– Ваша мастерская участвовала в международном конкурсе на новый Музей обороны и блокады Ленинграда. Как вы оцениваете результаты?
– Скажу лишь о нашем проекте. Это одна из лучших работ за всю практику мастерской. Это первая мировоззренческая конкурсная работа в Петербурге — попытка архитектурным языком говорить о масштабе трагедии, о числе жертв, о долгих блокадных месяцах и днях. Убежден, что новый музей на набережной Невы не должен быть выше 21,5 м, и это должна быть традиционная петербургская архитектура. Меня вообще удивило, что работы всех участников, кроме нас, сделаны в эстетике глобалистического абстракционизма.

– Какие еще работы в вашем творческом портфеле?
– В Архангельске по нашему проекту завершается строительство многофункционального комплекса в самом центре города. До революции там была активная жизнь: причалы, торговля рыбой, — а потом все ушло, территория стала депрессивной. Сейчас туда возвращается жизнь: в состав МФК входят «Новотель», офис ВТБ-банка и бизнес-центр. Их объединяет атриум, кстати, первый на севере России. Основная идея комплекса: Архангельск — это Северные ворота России, предшественник Петербурга. До создания нашей Северной столицы именно там было «окно в Европу» — только не через Ганзу, а через северные страны. Рядом с МФК строятся еще два жилых комплекса, которые недавно получили премию Urban Awards. Для меня это очень важный проект, поскольку северная архитектура — одна из самых важных для меня тем. Продолжается работа над административным зданием на Фонтанке,159. Эту постройку Всемирный клуб петербуржцев уже включил в свою Белую книгу… Практически завершена Многопрофильная клиника Военно-медицинской академии, проект которой выполнен совместно с нашими партнерами. В день ВМФ Президент России Владимир Путин и министр обороны Сергей Шойгу лично присутствовали на торжественном открытии. Продолжается реализация нашего проекта бизнес-центра в 130-м квартале.

– В вашем книжном шкафу множество архитектурных путеводителей, вы много путешествуете. Творчество каких западных архитекторов вам по душе?
– Из современных: архитекторы-традиционалисты — Альдо Росси, Рафаэль Монео. Очень нравятся работы молодого датского бюро BIG архитектора Бьярке Ингельса. Где бы они ни работали, им удается сочетать приемы современной архитектуры с традицией городов и стран. Так, для Нью-Йорка придумали оригинальный «двороскреб»: по периметру двора они предложили построить небоскреб, при этом внутри здания остается двор, а у фасадов разная высота, что не мешает освещенности соседних зданий. Слежу за современной классической архитектурой, интересно творчество скандинавских коллег. Тема энергосбережения, использования дерева, «зеленого строительства» — все это для нас очень актуально.

– Что из увиденного вы применили бы в Петербурге, будь у вас на то полномочия?
– Я бы начал с благоустройства и озеленения улиц. Петербургу не хватает зелени, при этом в городе широкие тротуары. Общественные пространства необходимо насыщать малыми архитектурными формами — поставить скамейки, урны, фонари, обустроить велопарковки. Нужно создавать бульвары или, по крайней мере, высаживать деревья на южной стороне улиц. Нужно решить наконец-то вопрос с автомобильными парковками, в том числе рассмотреть возможности подземного строительства. Почему в Голландии, где грунты еще хуже (вся территория ниже уровня моря), строят, а у нас уверены, что ничего не получится. Кстати, на Невском проспекте необходимы дополнительные подземные переходы. Если помните, там всего два таких перехода, а построены они были к 50-летию революции!

А еще я бы немедленно принял совместно с митрополией городскую программу размещения новых храмов в современных районах Петербурга. В Москве уже пошли по этому пути, у нас же пока участки выделяют бессистемно. А ведь прежде церковные здания всегда были высотными доминантами города, формируя его небесный силуэт.