НАШ ЦИТАТНИК: «Чтобы в комплексном проекте ИЖС начал сказываться эффект масштаба и были оправданы затраты на "социалку", в нем должно быть не менее 1-1,5 тысячи домовладений. Чтобы реализовать такой объем, нужны десятилетия. Или придется уходить в демпинг...» Максим Хансон

19 апреля, 13:02

Портрет Дориана Карпова

16 июня 2016 в 08:48

Чем ярче боевой румянец на щёчках градозащитников – тем грустней и морщинистей физиономия Петербурга.

На всякий случай напомню: «Портрет Дориана Грея» – единственный, зато самый популярный роман Оскара Уайльда. Прекрасный собою молодой человек встречается с художником; тот пишет его портрет; юноша неосторожно высказывает пожелание, чтобы портрет старел и менялся вместо него. Так и получилось. Но кончилось всё равно плохо.

В гостинице «Азимут» в очередной раз встретились девелоперы и градозащитники. Встреча была кулуарной (без публики и прессы, если не считать организаторов – «Фонтанку» и «НП»), но представительной: Александр Ольховский («ВТБ Девелопмент»), Эдуард Тиктинский (RBI), Максим Левченко (Fort Group), депутат Борис Вишневский, Александр Карпов («ЭКОМ»), Красимир Врански («Красивый город»). Архитектурное сообщество представлял Никита Явейн. Вели дискуссию Александр Горшков («Фонтанка») и ваш покорный слуга.

Цель была – договориться о каких-то опорных точках, о зонах, где возможны компромиссы и взаимодействие.

К сожалению, не получилось.

Карпова я вынес в заголовок ровно потому, что он в своих суждениях был максимально категоричен: позиция оппозиции в чистом виде.

Причём как раз девелоперы проявляли готовность к компромиссу. А вот градозащитники высказали решимость отстаивать собственные позиции, даже когда не вполне получалось их обосновать.

Никита Явейн для начала заявил, что прекращает работать в историческом центре, потому что это невозможно: все проекты убыточны (подробнее см. в интервью с Никитой Игоревичем в ближайшем номере «НП» и на сайте). Он сравнил наше охранное законодательство с маятником: сначала послабления и вольница, и появляются всякие «Монбланы» с «Финансистами», потом маятник даёт обратный ход, и в центре вообще никому ничего нельзя. До следующей «оттепели», по Явейну, ещё лет пять. Максим Левченко с некоторой столичной бесцеремонностью рассказал, что у московских девелоперов в ходу выражение «ЧеПэХа» («чисто питерская хрень»). Имея в виду, к примеру, те же берёзки на крышах, которые растут потому, что постройка представляет неоспоримую ценность, а привести её в порядок – руки не доходят. (Жаль, г-н Левченко не знал про «дровяной сарай Нобеля» – см. на NSP). Эдуард Тиктинский предложил начать с чисто технического вопроса: через сколько лет при текущем уровне недофинансирования центр начнёт просто разваливаться?

Мы с Горшковым, когда готовили эту встречу, выдвинули рабочую гипотезу: город (а исторический центр – особенно) разрушается быстрее, чем его успевают реставрировать. По российским нормативам (да и по международным тоже) срок жизни здания – около ста  лет. Если дореволюционной постройки – 150. В Петербурге около 30 000 домов. Чисто арифметически получается, что ежегодно должны выбывать (по ветхости) порядка трёхсот зданий. А реконструируют у нас 10–12. В год. И примерно столько же официально признают аварийными. Нам наивно казалось, что это предположение бесспорно. Да и чисто визуально подтверждается. Из окна гостиницы «Азимут» была видна набережная Фонтанки и часть центра – до Исаакия: откровенные развалюхи с провалившимися окнами и пресловутыми берёзками на крыше.

Девелоперы наше предположение поддержали. Тиктинский: «Двумя руками за!» Никита Явейн предложил урезать показатели «естественного выбывания» втрое: «Ну, пусть не триста, а, предположим, сто». Ежегодно. Всё равно много. Всё равно надо что-то делать, начиная хотя бы с мониторинга.

Не тут-то было.

Борис Вишневский объяснил, что мониторинг состояния зданий в «пилотных» кварталах (Конюшенная и Коломна) был проведён затратно и неправильно. А законодательство в сфере градостроительства у нас на самом деле довольно стабильное. Александр Карпов заявил, что главные регуляторы – прокуратура и исполнительная власть, а их-то на встрече и нет, стало быть, договариваться не с кем и не о чем.

Г-н Карпов также не согласился с тем, что город разрушается: «Мы этого не видим, нам этого не доказали». И обвинил нас с Горшковым в том, что мы «торгуем угрозами», чтобы обосновать деятельность девелоперов. Красимир Врански неожиданно нарушил монолитность позиции активистов и рассказал, что они в своей градозащитной работе опираются на перечень расселённых зданий, предоставленный КУГИ (КИО), и в нём сегодня числится почти тысяча объектов.

Кто и (главное) за чей счёт должен их восстанавливать, осталось неясным. Г-н Врански говорил что-то неубедительное про некие федеральные программы; г-н Карпов – про ответственных горожан, которые сами в состоянии позаботиться о состоянии жилого фонда. (Про самые низкие в стране тарифы на капремонт г-н Вишневский умолчал. Хотя очень активно и громко за них боролся. Но действительно было бы не в тему.)

Для ведущих, да и для девелоперов, это, кажется, было довольно неожиданно. Ну, в самом деле: особых проблем в центре нет, законодательство стабильно, и всего делов-то – окончательно убрать из поля зрения инвесторов и застройщиков, которые и представляют главную угрозу. В финале встречи в «Азимуте» г-н Карпов сравнил девелоперов сначала с колонизаторами, а потом – с жуками-короедами. После чего перспектива компромисса окончательно покрылась густым питерским туманом. Борис Вишневский, поколебавшись, тоже примкнул к коллеге: перспективу разрушения центра в какие-то понятные сроки нельзя принять за основу компромисса. (Это как-то вдруг напомнило донбасско-крымские аргументы: «А вы докажите!»)

Всё это грустно, но понятно: гораздо эффектнее бороться с интересами конкретной компании на конкретном объекте, а не с бездействием Смольного или тем более с  естественными процессами, обусловленными ходом времени. (Здание живёт сто лет, а выборы-то уже в сентябре!)

Занимая такую позицию, активисты парадоксально смыкаются с исполнительной властью. Которой тоже гораздо удобнее ничего не делать, ссылаясь на скупость центра, финансовый кризис и на мнение общественности.

Вот такого стратегического союза Петербург действительно может и не пережить.

В финале уайльдовского романа в комнате находят отвратительного дряхлого старика. А рядом с ним – портрет прекрасного юноши.

Город меняется медленно, и эти перемены на ежедневный взгляд незаметны. Как бы не остался молодой (по европейским меркам), лучшими мастерами придуманный и исполненный город – только на портретах.