Довлатова прописали на Рубинштейна

В кулуарах утверждают, что установка памятника в два приема связана с неопределенным правовым статусом. Дело в том, что охранное законодательство не разрешает новые монументы в историческом центре. Поэтому в начале сентября фигуру Довлатова поставили временно – посмотреть, как будет реагировать градозащитная общественность. Протестов, к счастью, не случилось. И памятник вернулся на то же место. Кроме того, добавился антураж: за спиной у Довлатова появилась дверь, а рядом – гранитный стол с печатной машинкой «Ундервуд», за которой и рождались смешные шедевры. Правда, сама площадка пока не благоустроена.

Композиция, честно говоря, стала более перегруженной. Ну, да не беда. Цитируя Довлатова: «Самая большая трагедия моей жизни – смерть Анны Карениной».  

Да и история с установкой монумента вполне оправданна: мастер острого слова, вернее его изваяние, заслуживает повторного внимания публики, как и его книги («Чемодан», «Заповедник», «Иностранка») – многократного прочтения. К тому же окрестные жители успели выучить, кому именно это памятник.

Впрочем, работу Вячеслава Бухаева правильнее назвать городской скульптурой. Как, скажем, Городового на Б. Конюшенной или Дворника на пл. Островского у Жилищного комитета. Но те образы собирательные, а здесь вполне реальный: вышел вот Сережа Довлатов покурить на свежий воздух, прислонясь к дверному косяку. Еще живы многие, кто его хорошо знал: у кого-то он квартировал временами, с кем-то пил, с кем-то вместе порой работал. В общем, свой парень, такой genius loci улицы Рубинштейна. Как скульптура режиссера Эдмонда Кеосаяна (со товарищи) в Ереване или Вуди Аллена в испанском Овьедо (городок стал знаменит после фильма «Вики, Кристина, Барселона»).