Александр Орт: «Депутаты убеждали меня, что жилье строить не нужно»

– Когда вы переехали в Ленинград? 
– Я приехал в 1966 году, сразу после окончания школы. Старшая сестра давно уже жила в Ленинграде, и я до переезда почти каждые каникулы бывал здесь. Когда писал выпускное сочинение, у меня была тема «Кем быть». И я написал, что хочу быть строителем в Ленинграде. Чтобы сохранить то прекрасное, что здесь есть, и, может, что-то свое добавить.  

– Сколько лет вы работаете в строительной отрасли? С какого момента отсчитываете «строительный» стаж? 
– Если в целом считать, у меня рабочий стаж без малого 60 лет. Точнее – 57. И практически все это время я тружусь в строительной отрасли. Сам для себя считаю так: примерно 20 лет – как подрядчик, еще 20 лет – как заказчик. И еще 20 лет в органах надзора. (Экспертизу я тоже отношу к надзору.) И все в строительстве. На заводе я начал работать еще несовершеннолетним – полутора месяцев до 18 лет не хватало. 
Приехал поступать на очное отделение ЛИСИ, не прошел по конкурсу, надо было как-то определяться. Пошел учиться на вечернее отделение Северо-Западного политехнического института и работать на Механический завод Главленинградстроя. Чтобы себя обеспечить, родителям как-то помогать. Мне предоставили общежитие, меня это вполне устраивало. На заводе мы занимались ремонтом башенных кранов, изготовлением оснастки, в общем, любым металлом для стройки. 

– Помните свой первый строительный объект? 
– До сих пор, проезжая по Гренадерскому мосту, вспоминаю свое рационализаторское предложение, которое использовали при обустройстве металлической ограды: приспособление для изготовления балясин. Ажурные получились балясины. С гордостью считаю, что я к сему приложил руку. 
Серьезные объекты появились, когда я уже стал подрядчиком. После завода, после нескольких лет в «Ленгазтеплострое», где опять-таки занимался изготовлением всяких металлоконструкций для тепловых и газовых сетей, я стал главным инженером УНР-303 треста «Спецстрой Главленинградинжстрой». Так что мои первые объекты – это сети вдоль магистралей: Российский проспект, Товарищеский проспект. В то время они еще назывались «магистраль 5», «магистраль 7». Проспект Наставников, Шлиссельбургский проспект. В Колпино – Крымская улица, улица Ижорского Батальона… Приходилось сносить много домов частного сектора и пробивать магистрали. Мы шли первыми – в грязи, в чистом поле. После нас появлялись контуры будущих улиц и кварталов. Мы прокладывали вдоль них сети канализации, водопровода. Потом, проезжая по этим объектам, я говорил: «Мою работу можно увидеть только по люкам». Было немного обидно, что сделанного никто не видит. Это серьезная, трудная, неблагодарная, но важная часть строительства. А потом вдоль этих магистралей растет город. 
 
– Как вас занесло в Ленгорисполком? 
– Опять совпало: появилась семья, жилья не было; комната – 12 метров на четверых. Надо было решать что-то, в управлении пообещали квартиру… Четыре года я работал главным инженером, потом еще четыре – начальником управления. И мне тогда казалось: какая легкая жизнь у заказчика! Хочу – подпишу акты, не хочу – не подпишу. Ни тебе с рабочими возиться, ни про грунтовые воды думать. Потом Юрий Титов, он был начальником УКСа № 7 (УКС – Управление капитального строительства. – NSP), предложил перейти к нему заместителем. Меня, правда, не отпускали. Пока один умный человек не сказал начальнику главка: «Ну, чего мы его будем держать? Да и свои люди в заказчиках тоже нужны…» Так я оказался в УКСе. И только там я понял, что работа заказчика тоже не сахар. Да, работаешь не экскаватором и не лопатой, но перелопачивать горы документов все равно приходится. 
Весь этот опыт позднее очень пригодился, все было в тему. Потом уже, работая в комитете по строительству, в ГАСНе, я все эти моменты уже знал.  
Потому что я их не по бумагам изучал, а сапогами прошел. 
Поработал заместителем УКСа, потом начальником. А когда УКС расформировали, появилось Управление городского строительства – предшественник комитета по строительству. Там я возглавил дирекцию № 1 – по сетям. Пошли промзоны – Металлострой, Парнас. Уже не только сети, но и сооружения. 
На Мойке, 76, где помещается комитет по строительству, я отработал 16 лет. Там происходили всяческие преобразования, организации меняли названия. Первые четыре года работал с Виктором Локтионовым, первым председателем комитета, я был у него замом по бюджетным стройкам. Локтионова сменил Александр Вахмистров, два года с ним работали. В это время к нам в адресную программу добавились объекты медицины, спорта – раньше у них были самостоятельные заказчики. И мы вели все бюджетные объекты, и по комздраву, и по образованию. За счет бюджета вводили 700–900 тысяч квадратных метров жилья в год, даже миллиона не давали. Зато вводили в год по 30 школ, 20 садиков, десяток поликлиник – все за счет бюджета, тогда у нас не было инвесторов, которые строили бы «социалку» в нагрузку к жилью. 
 
– Какие знаковые объекты запомнились из тех времен? 
– Ледовый дворец, например. Его построили к чемпионату мира в 2000 году. Сложный объект, штучное производство, типовых решений не было. Ушаковская развязка, примерно в это же время. А чуть раньше – путепровод в начале Гражданского проспекта, мы его открывали вместе с мэром Анатолием Собчаком, резали ленточку.  

– Меньше миллиона «квадратов» жилья и 30 школ – это нормальная пропорция? 
– Дисбаланс между жильем и «социалкой» сложился еще в 1980–1990-е годы: до начала активного жилищного строительства. Школы в три смены работали, надо было их разгрузить, хотя бы до двух смен. Целый комбинат, ДСК-5, занимался только «социалкой» – поликлиниками, садиками и школами, от нуля и до ввода в эксплуатацию. 
Это мы при Валентине Ивановне Матвиенко начали строить больше миллиона, потом 2 млн, потом 2,5 млн «квадратов» жилья в год. Но город тогда уже возводил дома только для очередников, и с каждым годом все меньше. Остальное вводили инвесторы.  

– Сейчас город жилье практически не строит – это правильно или нет? 
– Да, сейчас практически все отдано инвесторам. Это, на мой взгляд, не вполне правильно. Но, конечно, так проще: заложить средства в бюджет, выкупить определенное количество квартир для нуждающихся – для очередников и т. п. Я считаю, хотя бы эти потребности город должен сам закрывать. Уже инвестор строит и поликлиники, и дороги. А все это в себестоимости, в цене жилья. Хотя организовать инвесторов – тоже непростая задача. 
 
– Какой период в карьере считаете самым интересным? 
– Каждый по-своему. Что-то новое, что-то нестандартное появляется, приходится переучиваться. Первые 20 лет – вхождение в самостоятельную жизнь. Кроме стройки, была общественная работа: секретарь комитета комсомола на заводе, внештатный инструктор Фрунзенского райкома. Все это было по-своему интересно. Когда работаешь на заводе, все просто: пришел утром на проходную, зафиксировал, день отработал, вечером вышел. А когда приходилось по райкомовским общественным делам днем ездить куда-то… Едешь: автобусы переполнены. Как же так, думаю, все же должны на работе быть? Откуда столько народу? 
На первых объектах тоже было много интересного. Не только грязь месить… Приходилось решать нестандартные проблемы. На углу Российского проспекта и улицы Латышских Стрелков прокладывали канализацию, 1000 мм, бетонные трубы. За день едва одну трубу удавалось положить. Вечером уложим, тросами закрепим, утром она чуть ли не вертикально стоит: пульпой выдавило, подземными водами, и все по новой. В заказчиках – там уже все другое: надо готовить объекты, решать вопросы с расселением, чтобы освободить зону работ. Каждый период по-своему и интересен, и сложен. 
 
– У вас большой опыт административной работы. Вы понимаете логику решений, которые принимаются последние годы? 
– Если честно, то с приходом (в 2011 году) на пост губернатора Георгия Полтавченко действия городской администрации стали для меня менее понятны. Мне посчастливилось поработать долгое время с Валентиной Ивановной Матвиенко, так что есть с чем сравнивать. От нее можно было получить хорошую взбучку, но всегда по делу. И всегда были конкретные задачи, нацеленные на конкретный результат. А последние годы – какая-то суета, перестановки – а результата нет. 
 
– Каким, на ваш взгляд, должен быть важный для города результат? 
– Ну, например, завод «Тойота». Или завод «Хендай». Или жилой комплекс «Балтийская жемчужина»… Крупные проекты, которые реализуются в результате привлечения инвестиций, создают новые рабочие места. К сожалению, последние годы таких знаковых объектов я не вижу.  
 
– В какой момент жилищное строительство стало коммерчески интересным, когда в эту сферу пришли первые инвесторы, предприниматели? С частными проектами? 
– Первый созыв городских депутатов начал работать в 1990 году. Депутаты решили познакомиться с органами исполнительной власти и пришли к нам, в управление по строительству. И долго убеждали меня в том, что жилье строить не надо: не для кого! Говорили, что дорожают продукты, народ разъедется по деревням, население будет убывать... Я говорю: ребята, вы что? А семьи-то будут расти? В тот момент мне их не удалось переубедить. Позиция депутатов постепенно стала меняться, когда уже не было Ленсовета, а появилось Законодательное собрание, в середине 1990-х, когда они углубились в городские проблемы, началась подготовка адресных программ. 
Первым серьезным инвестором в Петербурге был ЕБРР, Европейский банк развития и реконструкции. С ЕБРР работал Александр Вахмистров, от Главленинградстроя, а я недолго возглавлял УКС-11, по работе с иностранцами. 
Они предложили схему: подготовить землю, инженерную инфраструктуру, сети и дороги и передать эти лоты через торги застройщикам, чтобы они могли уже работать на готовых участках.  Первые «пятна» – это Коломяги, 51-й квартал, и деловая зона «Пулково», там, где сейчас кластер апарт-отелей и бизнес-центров, вдоль Пулковского шоссе. Подготовка была проведена за счет кредитов ЕБРР.  В числе первых победителей по Коломягам были «Монолитстрой», ДСК-3 и другие. 
Потом на средства ЕБРР готовили к реконструкции 130-й квартал, между Невским проспектом и улицей Маяковского. На мой взгляд, вполне удачный опыт. Хотя проблем было много. 
В числе первых, кто занялся коммерческим строительством, были компании, преобразованные в ходе приватизации из советских организаций: 101-й трест, ЛенСпецСМУ, РОССТРО, «Строительный трест». И были новички – например, концерн VMB Виталия Вотолевского. У них не все получалось: они взяли квартал на озере Долгом под малоэтажную застройку, но не справились. 

– Какие изменения произошли за последние 10 лет, после того как вы ушли из госструктур? 
– Моя отставка стала для меня абсолютно неожиданной. Когда вместо Валентины Матвиенко пришел Георгий Полтавченко, мне до 65 лет осталось семь месяцев. Я думал: уж всяко дадут доработать. Но не получилось. Я оказался не готов к таким переменам. Но у меня было 140 дней неиспользованного отпуска. Три месяца я отдыхал: то рыбалка, то поездки. Потом как-то так: с утра дома, в обед дома, вечером дома… Вроде все дела переделал, надо бы чем-то заниматься. 
Поехал к Александру Ивановичу Вахмистрову. Посидели с ним. Он говорит: «Ты создавал Службу госстройнадзора и экспертизы. Сейчас есть дорожная карта отрасли, и там заложены возможности негосударственного надзора и негосударственной экспертизы». Никаких правоустанавливающих документов еще не было. Но я решил: ну, значит, будет негосударственная структура. Правда, я никогда до этого не работал с финансами, с фондом оплаты труда. В бюджетной организации об этом особенно думать не приходится – там есть и смета, и штатное расписание. В коммерческой все иначе. Все надо думать самому. В соучредителях компании «Негосударственный надзор и экспертиза» – молодые ребята, чему-то они меня учили, чему-то я их учил. Так постепенно дело пошло. 
Через пару лет, когда уже у нас были какие-то результаты, к нам приезжали товарищи из Казахстана, у которых негосударственная экспертиза только-только начиналась. У них 5% рынка было у частных организаций, 95% – у государства. Мы им передали все наши наработки, положения и так далее. А в прошлом году уже я к ним ездил учиться. За это короткое время в Казахстане все перевернулось: 87% заказов – негосударственная экспертиза, и только 13% – государственная. Потому что там правительство их поддерживает. У нас пока административный ресурс работает в другую сторону. Частные организации должны выживать сами по себе, как умеют. 
 
– Курс на усиление роли государства (и госструктур) приведет в России к сокращению доли частной экспертизы?  
– В тех законодательных актах, которые выходят, акцент на государственную экспертизу. Я давно призываю стереть грань между «госками» и «негосками» – от нее один вред. Установить одинаковую ответственность, единые требования к экспертам, к их профессиональному уровню. А то ведь до этого года даже экзамены были разные, хотя нормативные требования – одинаковые, что для тех, что для других. 
Сейчас любой проект, где присутствуют бюджетные деньги, даже если это небольшой капремонт, непременно требует госэкспертизы. И госэкспертиза с таким потоком не вполне справляется. Уместно было бы ввести какой-то стоимостной потолок: до такой-то суммы проект может рассматривать и государственная, и частная организация, выше – только государственная. 
Сейчас вроде бы разрешили негосударственной экспертизе работать с проектами до 10 млн рублей, где есть бюджетные средства. Но это совсем какие-то крохи, за эту сумму даже капремонт не сделать.   
 
– За последние годы расклад сил в жилищном строительстве изменился. Пришли крупные московские девелоперы. Ушли западные компании. Работаете ли вы с москвичами или у них свои эксперты? 
– С москвичами сложно… Еще в УГАСН у нас был координационный совет. И нам приходилось сталкиваться с тем, что появляются столичные экспертные организации, которые обещают разрешение на строительство за неделю, подключение – за копейки… Такая недобросовестная реклама, в чужой монастырь со своим уставом. Мы их даже в координационный совет не принимали. 
С девелоперами, которые приходят из других регионов (необязательно из Москвы), тоже бывают сложности. Мы помним Группу компаний «Город», которая обанкротилась, СУ-155 и другие. Они к нам тоже приходили со своими проектами. И мне, например, было понятно, что это ненадолго, за быстрыми деньгами. Что в результате и получилось. Есть и нормальные компании, солидные, не будем всех мерять одной меркой. Но все же выходцам из других регионов необходимо время на адаптацию, потому что правила и подходы отличаются.  
Со столичными крупными компаниями, которые пришли относительно недавно – ПИК, «Глоракс», «А101» – мы не работаем, они, как правило, ищут своих. 
 
– В августе прошлого года в интервью «НП» вы обозначили ситуацию в отрасли как «шторм». Что скажете сегодня? 
– Сказать, что это стопор в проектировании, в инвестициях – наверное, слишком резко. Но близко к тому. Добавились новые проблемы, которые привели к резкому, примерно на 50%, сокращению спроса на строящееся жилье, падению инвестиционного спроса на новые участки и приостановке в выходе проектов. С начала года продолжается спад. И у нас падение заказов на 50% по сравнению с тем же периодом прошлого года. 
Компания «ННЭ», как и многие, существует в режиме выживания. О развитии речь не идет: приходится сокращаться, приспосабливаться к новым реалиям. Мы уже перешли на четырехдневную рабочую неделю. Дальше все будет зависеть от внешних факторов. 
 
– Какие меры со стороны государства могли бы помочь? 
– Три года не можем решить вопрос о статусе негосударственных экспертиз. Или мы часть НОПРИЗ (Национальное объединение проектировщиков и изыскателей). Или у нас должна быть собственная СРО и свои правила. Три года болтаемся, как в проруби. Не знаешь, в какую сторону развиваться.  

– Может быть, стоит ослабить регулирование? 
– Проектировщики (не все, но многие) и так совсем расслабились. Проектируют, не глядя ни на какие нормы. Поэтому какой-то универсальный рецепт дать сложно. Неплохо бы установить законодательные каникулы, мораторий на выпуск новых актов в сфере строительства. А то постановления и указы выходят и выходят, не успеваешь следить. Не первый год об этом говорим. Как и о том, что главная «строительная библия» – Градостроительный кодекс – уже непригодна в работе, из-за многочисленных поправок к поправкам и дополнений к коррективам. Надо сделать новую редакцию, хотя бы с начала 2025 года. 
 
– Где вы находите источники оптимизма? 
– Я все время пытаюсь внутри себя найти «точки опоры». Последние годы это дается труднее. 

– Помимо работы – что радует? 
– Я горжусь тем, что воспитал династию строителей. Сын – генеральный директор строительной компании, начинал с разборки зданий и сооружений, теперь уже генподрядчик. И с бюджетными стройками тоже работает. Дочь трудится у меня в компании, тоже причастна к стройке. Оба заканчивали ИНЖЭКОН по специальности «Государственное и муниципальное управление». Сейчас средний внук сдает ЕГЭ, собирается подавать документы в ГАСУ… 

– А сколько внуков? 
– Трое. 

– Для себя вы за эти годы что-то построили? Может быть, дачу? 
– Зачем же – «дачу». Двадцать лет я живу в загородном доме, в поселке Ропша. И очень счастлив. Пару раз приходилось оставаться в городской квартире – я проклял все: лучше я потрачу время на дорогу, чем мучиться в городе. В Ропше всего три раздражителя: собаки, петухи и птицы. Я там сплю с открытым окном. Раньше, когда постоянно жил в городе, лифт не слышал, а тут просто по мозгам едет. Где-то музыка играет. Ветер задул – автосигнализация во дворе на разные лады завывает. Нет, пусть ночью, но я поеду к себе, в Ропшу… 
 
– Большой у вас дом? 
– 190 «квадратов», два этажа, кирпичный. Вода, газ, асфальт до ворот. Я купил стены, все остальное делал сам. Занимаемся участком. Вот приедет внук и сорвет первый огурец. 
Домашние хлопоты – в радость.  
И еще, конечно, рыбалка. Езжу в разные места: Камчатка, Астрахань, Карелия, Мурманская область... В прежние времена – Аляска, Канада… У нас в Ропше, кстати, предприниматели откупили пруды, устроили платную рыбалку. 
Еще люблю путешествовать. У нас сложилась компания друзей; недавно посчитал: за 20 лет мы побывали в 50 странах! 

– Какие трофеи на рыбалке добывали? 
– Королевский лосось на 24 килограмма. В Канаде – осетр попался, длиной 2,9 метра… 

– Съели? 
– Отпустили. Как и положено на спортивной рыбалке. 
 
– Вот и позитив…